— Это ничтожество изменяет тебе? — зло чеканит Антон, ударяя кулаком по столу так, что красивая тарелка с севиче, подскакивает и чуть не сваливается на пол.
Видя его реакцию, понимаю, что хорошо, что не стала рассказывать мужчине о том, что Егор изменяет не в первый раз, и что руку поднимал. Снова стыдно. И страшно.
— Да, изменяет, — пожимаю плечами я.
— Ты терпела его столько лет, а развестись решила из-за измены? Она тебя так задевает?
Выражение лица неродного брата меняется и становится каким-то обиженным. Он, видимо, всё ещё думает, что у меня чувства к мужу.
— Мне всё равно, с кем Егор спит. Но он посмел изменять с логопедом дочери чуть ли ни у неё на глазах! — чуть громче, чем стоит, восклицаю я. — Я не прощу ему это. А если бы Ева увидела? Она же ребёнок!
— Знаешь, я раньше и правда был слабаком, — кивает Антон, расслабляясь. — Пять лет назад, даже девять лет назад. Я обязан был избить того идиота, который обидел тебя в институте. Забрать тебя у Егора и не отпускать. Но теперь я не допущу такой ошибки и не спущу твоему выродку-мужу это с рук!
— И что будем делать?
— Для начала расскажи мне все подробности. А потом я позвоню лучшему адвокату в Москве. И поверь, его люди найдут такие доказательства, что он не просто подпишет развод и отдаст опеку на дочь, но и останется с голым задом.
— Мне не нужны его деньги, имущество. И алименты тоже. Я не хочу лишать дочь отца. Какой бы он ни был, он её папа, пускай видятся. Но, жить Ева должна остаться со мной… — не могу озвучить вслух всех причин и мой самый главный страх, что, если Евушка останется жить с ним, а меня рядом не будет, злость Багрянцева может перейти на дочь. — Просто, не спрашивай почему, ладно?
— Он что-то сделал с тобой, Ксюш? Ты боишься его? — тут же принимает грозный вид Антон. — Скажи мне. Скажи правду. Я убью его, клянусь!
— Нет. Нет, он ничего не сделал, — вру я уверенно, да так профессионально, что Жуковский, кажется, верит. — Но у меня есть причины.
Он кивает. Надеюсь, что поверил. Иначе… Я не знаю, на что теперь способен Антон.
Рассказываю все подробности, и мы составляем план. А потом нас ждёт прекрасный ужин, не менее чудесная ночь в его объятиях. Но предвкушение чего-то ужасного не отпускает.
Глава 26
Вставляю ключ в замочную скважину. Проворачиваю, открываю дверь. Ещё совсем утро, всего девять часов, и у меня есть время, чтобы подготовиться к приезду Евы и Егора.
Захожу в прихожую, хлопаю дверью и снимаю ботфорты. Вещаю дублёнку-жилетку на вешалку. Иду в сторону спальни, желая поскорее стянуть с себя трикотажный костюм, но застываю посреди коридора.
— Где ты была?! — срывается на крик муж. — Где ты, твою налево, была?
Прижимает меня к стене, зажимая руки по бокам.
— С катушек слетел? У родителей! — стараясь не выдавать паники, отвечаю я.
— Врёшь, Оксана! У тебя слишком довольное лицо! Говори правду сейчас же!
— Где Ева?
— Спит. Мы тебя тут с ночи ждём. Я не услышал ответ на свой вопрос.
— Тогда не ори при ребёнке! — шиплю я в ответ. Не хватает, чтобы дочь разбудил.
— Отвечай на вопрос. Ты моя, и я хочу знать, где ты шлялась и почему выглядишь такой довольной. Ещё и тряпки облегающие напялила, даже мама заметила! Почему я должен выслушивать её нотации из-за тебя?! — муж дёргается в мою сторону, не выдерживая, больно хватая за плечи и сильнее прижимая к стене. — Кто позволил тебе стать такой своевольной?!
— Убери свои руки, иначе… — сдерживая слёзы шепчу я.
— Иначе что, Ксеня? — Багрянцев выплёвывает моё имя, как оскорбление. — Что ты можешь? Ты забыла, что моя, но ты вспомнишь. Не сопротивляйся, дорогая.
И я ощущаю его руку на собственном затылке и резкую боль в области рёбер от хвата второй руки.
— Нет…
— Что «нет»? Ты так старалась, наряжалась в эти облегающие тряпки, не хочешь порадовать своего мужа? — притворно удивляется Егор, сжимая на моём подбородке пальцы. Ещё чуть-чуть и челюсть свернёт, ей-богу. — Или ты не для меня наряжалась, а?!
— Не трогай меня, ненормальный! Ева услышит!
— Так замолчи, чтобы не услышала, и делай, что я говорю. Я не хочу делать тебе больно, Оксана, но ты вынуждаешь меня.
Муж качает головой, а вид у него при этом такой осуждающий, как будто я на его глазах стащила деньги из церковного ящика для пожертвований.
— Вынуждаю не я, а твой больной разум! Прекрати, прошу тебя. Иначе… Иначе я уйду от тебя, понял? — чеканю я, и тут же понимаю, какую совершила ошибку.
Вскрикиваю от грубого удара кулаком в район скулы. Зажимаю рот ладонью, чтобы только дочь не услышала мои всхлипы. На щеке горит неприятным ожогом удар.
Мне бы вырваться из этой ядовитой хватки. Сбежать прочь, голову не оборачивая и не говоря «прощай» напоследок. Но я так боюсь за дочь. Боюсь, что он тронет её, чтобы мне больно сделать. Егор даже не пьян. Он трезв и всё равно поднял руку. А я перед ним опять чувствую себя унизительно слабой, мизерной блохой.
— Уйдёшь, говоришь? Ха! Я заставлю тебя ползать на коленях, стирая их в кровь, чтобы ты навсегда запомнила, кто твой хозяин.