Я поднял глаза. Неровный колеблющийся свет языков пламени осветил странное существо. Пирамидальное тело, покрытое плывущими и нечеткими символами, казалось, вовсе не имело ног. На вершине этой пирамиды из плоти крутилась, как елочная игрушка, голова с тремя лицами.
Одно принадлежало Андрею Крафту. Уродливый шрам — моя метка — пересекал его глубокой расщелиной. Из шрама сочилась кровь.
Второе — Императору, Его Величеству Петру Шуйскому. Моему бывшему повелителю и подопечному. Лицо начавшего разлагаться мертвеца. Один глаз выпал, вися на ниточке нерва, и в подгнившей глазнице копошились бледные червяки.
А третье лицо когда-то бывало моим. Время от времени. Маска арлекина, словно никак не могла определиться, корчилась, перетекая от выражения крайнего гнева и печали, к личине идиотского веселья. Рты всех трех голов одновременно открылись:
— Мы ждем! Ждем. Мы Ждем!
Интерлюдия. Павлоград. Дворец Алмаза.
Его Императорское Величество Василий Александрович Шуйский стоял у окна в своем любимом рабочем кабинете на втором этаже Летнего дворца. Император был высок, строен, даже немного худощав. Черные с проседью волосы, уложенные на пробор. Гладко выбритое лицо. Прозрачные глаза истинного Алмаза. Крючковатый нос и тонкие губы. Император был одет в простой придворный мундир серого цвета, без знаков различия. Без всех этих раздражающих эполет, аксельбантов и золотого шитья. Он терпеть не мог натягивать на себя все это роскошество на официальные церемонии. Глупо и несовременно. Но традиции нарушать нельзя. Даже его положение и должность держится только на традиции. И на любви к традициям замшелых пеньков из Княжеского Совета. Прервав созерцание первых цветов, появившихся на садовых деревьях он повернулся к своему посетителю.
Министр МВД, его высокопревосходительство Гавриил Романович Державин императору скорее нравился. Он был из не очень влиятельного рода. Не был замешан в клановые интриги и возню. А еще он из бывших военных. Довольно простой и понятный подчиненный. Не то что крученый гаденыш Бюлов. Державин не боялся его и не заискивал. Просто делал свою работу. А также он был пожалуй единственный из Кабинета министров, на кого император мог положиться. Хотя бы на тридцать процентов.
— Присаживайтесь, Гавриил Романович. Разговор у нас будет приватный. Возможно не быстрый. И ваша папка с докладами сегодня не понадобится.
Державин склонил голову. И уселся в ближайшее к рабочему столу кресло. Пресловутую папку, тяжёлую, кожаную, красного цвета, без которой его никто кроме жены, наверное, не видел, он положил на колени.
— Ваше Величество…
— Давайте без чинов, Алексей Гаврилович. Официоза мне хватает от Бюлова и ему подобных.
— Василий Александрович, я весь внимание.
— Недавно упомянутый Бюлов доложил мне лично, минуя прочие инстанции тревожную информацию. Вы знаете о схеме, регистрирующей силу кланов? Аффектор Майнца-Ломоносова?