— Очень приятно, Анна ди Тру, — представилась она, глядя на кровавое пятно, что осталось на одежде преда Оланда и не смея поднять глаза выше. — Буду вам очень признательна.
— Если позволите, я навещу вас, Ваша Преданность, чтобы справиться о здоровье ребёнка, — вмешался эде Дант. — И сообщу сьерите Анне.
— Возможно, она захочет сделать это сама, — проскрипел мужчина, что прежде предлагал обратиться в храм.
— Ирс Марлок, — смутившись, поторопился представить спутника Ригг.
— К сожалению, сеьрита Анна в городе проездом, её ждут в королевской резиденции, верн Марлок — осадил мужчину эдэ довольно холодно. — И, мне кажется, преду Оланду следует поторопиться.
И Ригг действительно заторопился, оседлал своего коня, что уже держал под уздцы Ирс. И всё оглядывался, пока Анна возвращалась в свою карету.
"Пред, — зная, что скажет на это тётушка, расстраивалась она, покидая городок. — Дочери верна — пред не пара".
Между титулами "верн" (Его Верность) и "пред" (Его Преданность) разница как между "короном" (мужем коронессы) и "верном", целое сословие, ступень. И Анне, дочери верна королевской крови, никто не позволит взять в мужья преда.
"Святая Ассанта! О чём я только думаю! — Анна потрясла головой, словно хотела вытрясти из неё эти глупые мысли, гладя на стены Ларсхофа, что выросли словно из ниоткуда. — Просто первый же улыбнувшийся мне симпатичный молодой человек и я уже чуть не замуж за него собралась".
— Вот мы и прибыли, — решив подбодрить, улыбнулся ей эдэ.
И с предвкушением чего-то нового, волнующего и неизведанного Анна глубоко вздохнула, отряхнула платье и расправила плечи, готовясь к встрече с коронессой Энта, но ещё больше с любимой тётушкой.
Глава 2. Бесс
— Ваше Могущество, эдэлорд Дант и сьерита Анна ди Тру прибыли, — объявила служанка, замерев в поклоне и не смея поднять глаза на кровать, где, не прикрыв телеса, в объятиях Бесса нежилась коронесса.
— Как? Уже? — резко поднялась обнажённая самодержица.
Бесс было с облегчением потянулся, избавившись от тяжести её разморённого тела, но что-то словно незримо изменилось.
— Как ты сказала? — перекатился он на живот и, заняв место поперёк кровати, уставился на девчонку. — Анна ди Тру?
— Сьерита Анна ди Тру, — выпалила та без запинки, заалев щеками. — Ваша Блистательность, — и присела в поклоне.
"Ах ты проказница! Подслушивала, теперь подсматривает, ещё и польстила, Блистательностью назвала, как наследника престола", — усмехнулся он, хотя после брата его очередь на престол Пелеславии была первой, пока у того не появятся детишки, но это же не повод прикрывать обнажённые ягодицы.
— Ты пригласила ученицу Пансиона? — этот равнодушный вопрос он адресовал коронессе, хотя сердце уже стучало как кузнечный молот: "Она здесь! Моя сирота!"
— Выпускницу, мой дорогой неосведомлённый Бесс. Ей уже восемнадцать, — слегка обернулась к нему Оранта и нетерпеливо махнула рукой служанке: — Что ты стоишь? Неси скорее платье! Анри не будет ждать!
"Отче всемогущий, как летит время! — едва не задохнулся Бесс. — Его девочка стала совсем взрослой".
Он подхватил с пола подвязку Оранты, редкого оттенка алого, разрешённого только коронованной особе, а вернее отобрал её, изрядно измусоленную, у блестящего чёрной шёрсткой щенка, и принялся играть с самым дерзким и злым собачонком из всего помёта, — не мог же Бессарион Бриар показать, как неожиданно взволновало его это известие. Как заныло в груди, зашипело, словно он приложился к раскалённой сковороде, и занялось внутри огнём.
Анна! Сколько безумных дней, бессонных ночей, месяцев, лет он не мог даже прошептать это имя, чтобы адский этот огонь не полыхнул в груди, разрывая кожу, ломая кости, лопая вены, напоминая тот день, когда она отважно шагнула на его защиту. И как её пальцы горели в его руке, пока он рвался из пут, чтобы её спасти, но оказался недостаточно быстрым. Он стал виновником её увечья и всё, что смог — только снять боль и убрать ненужные воспоминания.
Как мучительно долго она росла, эта хрупкая бесстрашная девочка. И он забыл. Почти забыл про неё.
Сотканная из паутинок его сновидений. Невесомая как лунный свет. Прозрачная как крылья бабочек. Пугливая как дым. Она была всем и ничем. Мечтой. Миражом. Видением. Ажурной тенью его бессонниц. Дрожанием листвы. Бесплотной. Бесшумной. Зыбкой. Но в своей мятущейся душе он уже создал для неё алтарь. Даже ещё не алтарь, а просто огородил, освятил, отвёл место. Место, куда нельзя немытыми ногами. Несвежими помыслами. Грязными пальцами. Это для чувств. Для истинного. Для Неё.
И вот… она здесь.
— Зачем? — равнодушно спросил он.
И тут только память, как отскочивший от стены мячик, кинула в него последнюю фразу коронессы: "Анри не будет ждать!" Он мысленно передразнил Оранту и скривился: похотливая сука хочет в свою постель самого благочестивого из святых мужей Досточтимой Церкви. И это было утверждение, не вопрос. Она — хочет.