Чужой портрет (СИ)

От стоянки к нам движется Каз.

Испуганно моргаю, и время замирает.

Все происходит, словно в замедленной съемке: высокий силуэт на фоне низкой черной машины, полностью тонированной, смотрящейся единым куском металла, словно космолет, только что приземлившийся из другой галактики в наш обветшалый дворик.

Сам Каз тоже одет в черное, футболка, брюки — все темное, в руках ключи от машины.

А лицо жесткое такое, каменное. Прищуренные холодные глаза, четко обозначенные скулы, сжатые гневно губы.

Хищник. Жестокий.

Уверенно, неторопливо движется к нам. Знает, что не убежать!

— Вот блин! — шипит Ланка досадливо, — чего ж ты такой настырный… Точно ты ему ничего не сделала?

— Я-а-а… — я настолько поражена, настолько не готова его видеть сейчас, настолько радостно накануне приняла версию Ланки, что он отстал… Что сейчас в ступор впадаю. И говорить ничего не получается.

— Ладно, не лезь, главное, и молчи, — командует Ланка, выдыхая и делая шаг вперед. Бесстрашно закрывая меня спиной.

Мы с Вальчиком остаемся позади, он с недоумением смотрит на маму, затем переводит взгляд на меня.

— Сейчас поедем, маленький… — обретаю я голос под напором обстоятельств. Вальчик — очень тонко чувствует наши эмоции, нельзя, чтоб он испугался…

— Доброе утро, Казимир Андрианович, — бодро здоровается первой Ланка, — что-то вчера забыли сказать?

— Да, пожалуй, что уже и нет… — Каз останавливается, не дойдя до нас пары шагов, и смотрит не на Ланку. На меня. Прямо поверх ее головы, потому что рост позволяет.

И я не могу отвести от его лица взгляда.

Стою, моргаю глупо, словно загипнотизированная.

— Привет, Марина, — здоровается он спокойно, — как дела?

— Нор… кхм… нормально… — шепчу я, — здравствуйте…

— Казимир Андрианович, — начинает сестра, но Каз ее словно не слышит. И не видит. Смотрит на меня и продолжает:

— Почему вчера убежала?

— Я-а-а…

Боже, все поджилки трясутся! На меня даже Алекс так жутко не действовал!

— Казимир Андрианович, вы…

— С вами я потом поговорю, Светлана, — лениво переводит взгляд на сестру Каз, и в его глазах зажигается раздражение и даже ярость, — в частности, о том, по какой причине вы мне соврали, ввели в заблуждение, заставили ночью перетрясать всю службу безопасности на предмет некачественного выполнения обязанностей, а меня самого чуть с ума не свели, пытаясь внушить мысль, что я вчера словил галлюцинацию.

Ох…

Так и знала!

Я так и знала!

Из-за меня опять! Это же… Это же можно и в полицию!..

Понимание того, что сестра попала под удар из-за меня исключительно, мгновенно приводит в тонус.

Ланка пытается что-то сказать, даже рот открывает, но я опережаю.

Выступаю вперед, настойчиво тесня сестру спиной, закрывая ее от гневного взгляда Каза. Я натворила, мне и разгребать!

— Казимир Андрианович, — словно со стороны слышу свой голос, четкий такой, звонкий, уверенный. Ни одного из этих параметров не ощущаю в душе, но то, что хотя бы со стороны не смотрюсь мямлей, придает сил, — Лана здесь не причем! Это все моя вина.

— Вот как? — он изучает меня, и в уголках глаз собираются лучики морщин. Похоже, Каз в обычной жизни много смеется, морщины глубокие… Но сейчас он серьезен. Смотрит, да так странно, что в любое другое время я бы потреялась. Но сейчас за моей спиной сестра и племянник. И отступать банально некуда.

— Да, — продолжаю я, уже спокойней, приняв решение, единственно верное в этой ситуации, — дело в том, что вчера у Ланы не было возможности выполнить свою работу. Ее сына необходимо было устроить в специальный детский сад… — Каз на мгновение переводит взгляд с меня на Вальчика, с любопытством изучающего его, чуть заметно кивает, и я, ободренная, продолжаю, — я сама предложила Лане помочь… Она отказывалась, но я настояла. Я прошла по ее пропуску и принялась работать, но ваш подчиненный появился и заставил меня поехать с ним в клуб… У меня не было возможности признаться… А потом, в клубе… Я испугалась, что вы меня раскроете… И сбежала. Это было глупо, признаю и прошу прощения за свое поведение. И еще очень прошу не применять к Лане никаких… санкций. Это целиком моя вина. Только моя. Она не виновата.

Каз молчит, смотрит на меня, и взгляд его, темный-темный, отдает жутью. Словно он что-то пытается найти во мне, увидеть… Что-то нужное ему, знакомое.

На пару мгновений накатывает инфернальный ужас, что я ошиблась, и это — Алекс… Но затем Каз улыбается, белозубо, ослепительно, и я выдыхаю. Не Алекс. Даже близко нет. Страшно похож, конечно, особенно с определенных ракурсов, прямо до дрожи.

Но вот сейчас его клыкастая довольная улыбка все расставляет по своим местам.

Алекс не умел улыбаться.

А Каз умеет. И, похоже, делает это часто и с удовольствием.

— Тебя как зовут-то по-настоящему? — спрашивает он, ввергая меня в ступор опять сменой тональности и мимики. Только что передо мной стоял жесткий, довлеющий человек, привыкший добиваться своего, идти по головам. А сейчас — очаровательный засранец, покоритель женских сердец. Веселый бед-бой, перед которым все падают и в штабеля складываются. И ему это дело привычно…

— Меня зовут Маруся.

Ну, а что?

Смысл скрывать теперь?