Голос Ланки звучит встревоженно и радостно. И мне тоже радостно!
— Маруся! Как ты?
— Хо-ро-шо… — шепчу я, не решаясь пробовать говорить, помня, как жутко и надтреснуто звучал в прошлый раз мой голос.
— Боже… Давай водички… И я сейчас Казимира…
— Не надо…
— Еще как надо! Если узнает, что ты пришла в себя, а ему не сообщили, всех, к чертям, размотает… Его и без того по широкой дуге тут обходят… — Ланка аккуратно поит меня из специального поильничка с носиком, улыбается, болтает, болтает, не переставая, словно стресс отпускает свой. А я слушаю. Мне так приятно ее слушать… — Вот знаешь, сестренка, я честно говоря, думала, что самый пугающий мужик, которого когда-либо видела в жизни, это Хазар… Но после этого случая я на твоего Каза буду смотреть и холодным потом обливаться…
— Мое-го? — удивленно вычленяю я из ее речи основное, что сейчас важно. Для меня.
— Ну а чьего же? — смеется она, — явно твоего… После всего, что он тут устроил…
— Вальчик? — вспоминаю о племяннике, чувствуя внезапную тревогу. Случившееся я помню очень хорошо, а уж его тонкий, беспомощный голос, зовущий маму, будет теперь в страшных снах преследовать…
— Все хорошо, — успокаивает Ланка, — он здесь, в детском отделении, вот тебя на ноги поставим и поедем в столицу…
— В столицу?
— Да, — кивает она, — Хазаров операцию проспонсировал ему… И не надо в Израиль, у нас делают такое тоже, и очень успешно…
— А ты? Как? — я смотрю на сестру, в полумраке кажущуюся еще тоньше и совсем молоденькой.
— А мне-то чего будет? — вздыхает она, — я ничего не успела сделать… И мне ничего не успели… Каз вовремя появился… Мог бы и пораньше, кстати, тогда бы и ты не… Ох, Марусь…
Она неожиданно начинает плакать, садится на кровать, прижимается лбом к моей руке, — Маруся… Если бы не ты… Спасибо тебе… Я не знаю, как расплачусь за все, что ты…
Мне неловко смотреть на слезы сестры, они такие редкие гости у нее. И хочется утешить, сказать, что моей заслуги вообще никакой, что это случайность… И пистолет тот случайность, и выстрел мой, и…
— А тот… А Алекс… — у меня внезапно перехватывает дыхание, потому что на ум приходят все новые и новые воспоминания… Выстрел, крик… Красное пятно на груди у Алекса…
— Какой Алекс? — спрашивает Ланка, утирая слезы, — ты про кого? Про того, которого ты подстрелила?
— Да… — у меня в голове он — Алекс, и никак иначе, я смотрю на внезапно замолчавшую сестру и спрашиваю, — он как? Он… Жив?
Ланка продолжает молчать, а затем и вовсе отворачивается к двери.
— Лана… — повторяю я настойчиво, — жив?
Глава 46
— Марусь… Давай ты потом этот вопрос Казу задашь… — неуверенно и виновато отвечает, наконец, Ланка, — я просто не в курсе… Сама же понимаешь, мне не до того было… Вальчик, потом скорая, потом полиция… Все смешалось в голове, я уже половины не помню, что там происходило…
— Сколько я уже здесь? — поняв, что от сестры я внятного ответа не получу, перевожу разговор на другую тему.
— Второй день… — с готовностью переводится Ланка, — напугала всех…
— Извини…
— Марусь… — сестра опять прижимается ко мне, — ох, Марусь… Ну ничего, теперь все хорошо будет… Это я, дура, виновата… Такая дура… Мне и Каз сказал… И Аня тоже поймала вчера в коридоре и выговаривала…
— О чем? — у меня все еще плохо с соображением, потому не могу понять, что имеет в виду Ланка.
— О деньгах, блин… Каз, когда немного выдохнул после… Ну, когда про тебя сказали, что угрозы жизни нет, спросил, почему я сама не пришла просто деньги попросить… Почему тебя отправила… Марусь, он думал, что я тебя уговорила деньги у него взять…
Я, не выдержав, отворачиваюсь.
Вспоминать о случившемся не хочется. Стыдно, так стыдно!
И поведение мое на редкость глупое, безумное какое-то…
А еще глаза его не могу забыть. И голос мертвый. Что он думает теперь обо мне?
Почему-то совсем не помню, какие именно мысли были в моей голове в то проклятое утро, когда я выходила от него с сумкой денег.
Сожаление? Боль? Стыд?
Наверно, все вместе, какая-то запредельная какофония из эмоций. Но я тогда сто процентов знала, что больше Каза не увижу. Или, если увижу, то он не посмотрит на меня. Не посмотрит так, как до этого, внимательно и нежно, пусть и выискивая во мне что-то свое, далекое и недостижимое… Но мне и этого сладкого восторженного отсвета в его темных глазах оказалось достаточно, чтоб навсегда сойти с ума. Потерять себя.
Я в то утро настолько была уверена, что с Казом у меня все в прошлом, безвозвратно, что теперь…
Теперь, вспоминая свое поведение тем вечером, ночью и особенно утром, начинаю испытывать невероятный, удушающий стыд.
Он приходил же ко мне… И шептал что-то… От его присутствия было горячо и спокойно…
Тогда я еще была не в себе и воспринимала его по-другому. Как своего спасителя, как человека, который меня со дна достал…
А теперь?
Как я теперь ему в глаза смотреть буду? После всего? Как смогу объяснить свое поведение той ночью и утром? Поймет ли Каз, что я не специально, что оно… Оно как-то само собой… Что я хотела в самом начале, правда хотела! Но не смогла…