– Первая леди нашего королевства, – сказал Набоков Борису. – Как все королевы, она заколдована. Но это не заразно.
– Прекрати, – попросила она. – Ты пьян.
– А это… – Набоков посмотрел на Бориса, удивился, что не знает, кто он собственно такой.
– Странствующий рыцарь, – неотрывно глядя в синие, бездонные глаза женщины, произнёс Борис. – Да… Рыцарь, который странствует и странствует, и не знает зачем, – повторил он, смиряя волнение.
Улыбка тронула её сухие губы, но глаза оставались серьёзными, изучающими. Она протянула ладонь, позволила ему задержать в своей.
– Я Рита, – сказала она. Вдруг предложила, вставая. – Давайте, потанцуем.
Борис опустил рюмку на журнальный столик, под хмурым взглядом Набокова повёл её к светящему шару, у которого было свободнее.
– Как же мне обращаться к странствующему рыцарю? – слегка отстранилась Рита, когда он наклонился, коснулся носом и губами золотистых, с запахом фиалок волос.
– Борис, – мягким шёпотом вспомнил он своё имя. – Конечно, Борис. Так назвала мать.
– Борис и Глеб… Первые русские святые. Вы верите в магию имён? Вы должны нести часть их святости.
– Тогда в вас скрываются ветреность и ум, скажем… Маргариты Валуа.
Он улыбнулся смелости такого предположения, но улыбка застыла, когда заметил в вырезе платья у высокой груди золотой крестик изумительной, старой работы, несущей отпечаток индивидуальности мастера. В крестик были вправлены четыре красных рубина и голубой алмаз в самом центре.
Рита перехватила его взгляд.
– Пятнадцатый век, – серьёзно сказала она. – Он заговоренный. Все женщины, носившие его, влюблялись в тех, кто им его надевал. – Затем спросила. – По глазам вижу, не верите... Говорите же! Я слушаю.
Он выговорил тихо, почти шепотом.
– Искренность чувств нельзя приобрести… подарком.
– Вот как? – не удивилась она. – А вы знаете, чем?..
Она ждала ответа. Не дождалась и высвободилась из его рук. Пальцами приподняла крестик, словно после его замечания хотела разглядеть внимательнее. Приглушённый свет отразился на нём, блеснул в глаза Борису и пропал. Следом за Ритой он вернулся в угол, к Набокову, который раскинулся в кресле, в котором прежде сидела она, наблюдал за ними, вдыхая из рюмки запах коньяка. Набоков поднялся, уступил место, однако Рита осталась стоять, будто засмотрелась в окно, на залитый лунным сиянием сад.
– О чём так интересно разговаривали? – кисло полюбопытствовал Набоков.
– Что Александр Сергеевич должен писать стихи, – ответил ему Борис. – А Набоков, непременно романы.
– А-а, – Набоков невесело усмехнулся. – Если б знали, как звать мою бабку?.. Мать решила, я буду артистом или кем-то в этом роде. Считала, имя обяжет развивать способности и вкус. Впрочем… Похвастаюсь своей коллекцией, – объявил он Борису, ставя рюмку на подоконник.
Уверенный, что тот пошёл за ним, Набоков направился к выходу из гостиной. Минуя помещения с участниками вечеринки, они прошли к торцевой комнате второго этажа, единственной, которая была запертой. Подобрав код, Набоков открыл прочную дверь, молча ввёл Бориса в свой кабинет. Окна были плотно зашторены, и в темноте Борис двигался следом на слух: мягкий ковёр поглощал звуки шагов, но писк нажимаемых кнопок дистанционного управления, которыми отключалась блокировка и особая сигнализация, помогал ему не отставать не на шаг от хозяина особняка. Угадываемые очертания шкафа с книгами бесшумно сдвинулись влево, и дохнуло сухой прохладой. Несколько шагов узким проходом, и они оказались на винтовой, круто уводящей вниз лестнице. Проход за спиной Бориса почти беззвучно отсекло опущенное компьютером перекрытие, и сверху разлилось мягкое рассеянное освещение.
– Есть лифт, – сообщил Набоков. – Нам он не нужен.
При спуске по тайной винтовой лестнице терялось представление, куда же она их ведёт. Можно было лишь догадываться, – под землю. Внизу спуска бесшумно открылась очередная бронированная дверь, и за ней они очутились в просторном помещении, где уплотнялся и усиливался свет, очень похожий на дневной.
Набоков прервал затянувшееся молчание, пояснил:
– Новейшая компьютерная охрана. И держи себе картины, антиквариат прямо под особняком! Надёжней швейцарского банка. При желании, можно хранить любые суммы ценных бумаг.
– Даже не совсем законные деньги?
Набоков приостановился под сводом, странно оглядел малознакомого гостя с головы до ног.
– У меня здесь только подлинники. Что? Взглянем на Ван-Гога?
Борис внезапно прозрел, кто подарил Рите крестик и с какой целью.
– Заговорённый крестик, пятнадцатого века… Тоже здесь, хранился?
Набоков замер. Трезвея, с минуту смотрел не то на Бориса, не то сквозь него. Потом сухо ответил:
– Нет. – И сказал: – Вижу. Не веришь в мистические силы. Ты слышал об индийском предсказателе?
– Который обещает что-то вроде Апокалипсиса?
Тоном голоса и видом Борис ясно показывал своё отношение к подобным предсказаниям.