Чужой президент

На этот раз ему действительно удалось достать его, – не кулаком, не пулей, так словом. Лицо Шана исказилось, злобно, не по земному, и он прошипел:

– Надо было уничтожить, раздавить тебя. Там, в особняке…

Позади Шана к ним кто-то пробирался, в огне и дыму прикрывался одеждой. Шан расслышал шаги, резко обернулся, – обернулся так, словно боялся быть поражённым в спину. У Бориса от этого его неосознанного движения перед глазами всплыла, оживилась картина: двойник президента бежит к бронированным плитам входа на объект, бежит в аду разрывов гранат, очередей пулемётов, всё сжигающего пламени огнемётом, бежит странно, непонятно – подставляет пулям, осколкам грудь, голову, бока, но… укрывает спину. Подчиняясь внезапному позыву древних животных инстинктов, Борис выхватил из-за ремня пистолет, с двух рук мгновенно прицелился в скрытую зеленоватым свечением шею, и от неё, по линии позвоночника скорострельно расстрелял целую обойму. Не все пули осыпались со спины Шана, в светло-сером нательнике остались две дырки, – его ахиллесова пята оказалась в верхней трети позвоночника. Из ран проступила молочного цвета жидкость, она стала впитываться нательником, разрастаться пятнами, на глазах зеленеть. Шан медленно, с мукой повернул голову к Борису, лицо его исказила жуткая, нечеловеческая гримаса. Он с напряжённым усилием приподнял руку, издавая шип, скрюченными пальцами потянулся к горлу того, кто помешал выполнить задание, на которое было затрачено столько галактического времени и неимоверных затрат, усилий, – того, кто теперь нанёс смертельные раны. Но пошатнулся и рухнул к ногам Бориса, почти коснулся лбом грязных, разодранных и прожжённых искрами носков. Цвет кожи Шана начал скоро меняться, приобретать зелёно-коричневый оттенок. Не в силах оторвать взгляда от этих изменений, Борис отступил ото лба поверженного им иноземного существа и вздрогнул, когда через того обыденно переступил капитан, скрыл его своим телом.

– Где она? – уклонился от языка огня, требовательно спросил капитан, равнодушный к мёртвому нечеловеку.

– Не знаю, – отозвался Борис в смятении мыслей от убийства, которое возможно спасает человечество от потрясений, меняет ход истории, а возможно было напрасным преступлением вселенского значения.

В том же смятении мыслей он последовал за капитаном на поиски и Риты, и выхода из пекла. Неужели это я убил его? – мучился он противоречивыми сомнениями, на каждом шагу уклоняясь от огня. На ходу оглянулся, убедиться, что казавшийся неуязвимым противник действительно мёртв. Лежащий Шан ещё был виден, – заметно уменьшился, позеленел, человеческие уши и волосы отвалились, на кистях рук осталось по три пальца. От этого вида оцепенение воли и ума стало покидать Бориса – да, он убил его. И поделом. И сразу взволновало беспокойство: куда же пропала Рита?

А Рита тем временем опасливо наблюдала за мужем. Тот ползал на коленях, платком накрывал, тушил горящие доллары, которые обвалились с повреждённой полки. Деньги пылали повсюду, но он почему-то тушил именно эту кучу тысячедолларовых купюр, которая оказалась на единственном выходе из огненной ловушки. Вид у него был безумный, он словно не ощущал боли ожогов, не замечал бушующего вокруг пламени, – тушил и подбирал обгоревшие меньше других зелёные бумажки, и у него их набралась полная горсть, сжатых пальцами, смятых, ни на что не годных. Он вдруг прекратил это занятие, и Рите стало страшно. Она не выпускала из руки пистолета Бориса, позабыв, что сняла предохранитель, и пятно луча лазерного прицела нервно заплясало на полу рядом с её ногой. Муж тяжело поднялся, выпрямился и перевёл взор с горсти скомканных обгорелых денег на неё. Рита затрепетала.

– Ты! Ты виновата! – прохрипел он и двинулся к ней. – Полгода я был здесь властителем земных страстей, помыслов. Никогда, никогда не испытывал такого счастья, не жил так полнокровно. Ты пришла, всё разрушила. Великие планы, надежды…

Он подступал, приближался, а она не имела возможности сделать и полшага назад: за спиной выстрелом пучка энергии была разворочена опора стеллажа, часть стеллажа обвалилась, перекрыла проход, – оттуда обдавало жаром, тянуло обжигающей лёгкие, удушающей гарью.

– Ты безумен, Артём! Не подходи ко мне!

– Ты, ты виновата! – прохрипел он с приступом неукротимой злобы и обеими руками схватил её горло, вместе с обгорелыми деньгами сдавил, стал душить.

– Артём! Опомнись!