Чужой среди своих 2

«Вот оно что…» — понял я, ощущая, как стремительно потеют ладони. Так-то — мелочь, но если даже Павел…

… то всё достаточно серьёзно.

* * *

Задумавшись, сажаю очередную кляксу и морщусь с досадой, негромко чертыхаясь и промокая листок. Шариковых ручек в продаже — днём с огнём не найти, а те что есть… лучше бы их и не было! Мажут, пачкают или встают в такую цену, что не каждый и купит.

Но купить-то в принципе можно… вот только в школе, по какой-то замшелой педагогической традиции, писать ими всё равно запрещено. Благо — нам, как старшеклассникам, можно писать хотя бы нормальными чернильными ручками, а малышня выводит буковки, окуная «вечное» перо в чернильницу, без шуток!

Это называется — «ставить почерк» и считается в советских школах важнейшим делом, важнее таблицы умножения и всего прочего. Важнее, наверное, только умение читать, да и то, полагаю, не везде.

На кой чёрт это надо, да ещё чтобы без помарок и чернильных пятен — убейте, не скажу! Но уроки, по крайней мере у малышей, это не тренировка интеллекта и памяти, а одни сплошные издевательства и рыдания.

На уроках ещё туда-сюда, а к оформлению домашних заданий требования такие, что, к примеру, у некоторых моих одноклассников младшие братья и сёстры по три-четыре часа раз за разом переписывают уже сделанные (!) домашние задания, добиваясь каллиграфического почерка и отсутствия помарок. На кой чёрт?!

По мне, так это отрыжка тех старцев из ЦК, дорвавшихся до власти и окопавшихся так, что не сдвинешь, гордящихся, по старой памяти, красивым почерком, и считающих этот скилл чем-то необыкновенно важным. Деревенские, блин, писари…

Считать за образование институты Красной Профессуры и им подобные сложно, и не только мне. В народе, если кто хоть чуть в теме, об этих заведениях отзываются с нескрываемым скепсисом, называя их не ВПШ, а ЦПШ[61], а раньше, говорят, ещё хуже было. Уровень образования давали — на уровне заученного цитатника Мао у хунвейбинов, зато крысиные волки[62] получались — лучше не придумаешь.

Аукается это всему Союзу и доаукается до развала… но зато — почерк. Зато — лучшее в мире (нет!) советское образование. И так во всём — упор на какую-то ерунду, зато действительно важные вещи игнорируются руководством даже не упорно, а упорото! Но если у людей — кругозор деревенского писаря, выбившегося в люди, может ли быть иначе?

Почерк же, равно как и отсутствие помарок в письме, якобы о чём-то там говорит. Хотя как по мне, так только о дрессуре!

Но, блин, учитывать приходиться. Вот и сейчас — пишу черновик письма, а потом — набело. А иначе — неуважение. А мне и так немного стыдно, что это всего лишь второе письмо моим поселковым друзьям, с самого нашего отъезда.

С другой стороны, писать приходиться с большой оглядкой, думая каждый раз, а стоит ли?

А потом, написав, откладывать на несколько дней и читать его снова, представляя себя то на месте «товарища Майора», то на месте излишне бдительного комсомольского активиста, относящегося, вдобавок, с большим предубеждением лично ко мне.

Быть может, я дую на воду, но… зная заранее, что письмо моё будут читать и перечитывать, по итогу, всем классом (за неимением, собственно, особых развлечений), с доброй половиной которого у меня сложные отношения, перестраховываюсь я не на пустом месте. Нисколько не сомневаюсь, что сразу или чуть погодя, информация из письма достигнет Кольки Второва, а этот ублюдок ненавидит меня буквально всеми фибрами души! Не знаю, что он может сделать, но нисколько не сомневаюсь, что захочет.

Да хотя бы диагноз взять! Мама его хранит на всякий случай, но в поликлинику по месту жительства не сдаёт.

Диагноз нехороший. С таким неминуема постановка на учёт в психоневрологический диспансер. А там — «белый» билет и клеймо, выжигающее все шансы на нормальную жизнь. Или — всё-таки армия, но какой-нибудь совсем «нехороший» стройбат, а после — всё равно дамоклов меч диагноза, зависший над головой.

Ну а учитывая, что психиатрия в СССР карательная, и что сволочи в белых халатах щедро отваливают диагнозы заведомо здоровым людям, мне рано или поздно (и скорее рано) поставят какой-нибудь диагноз, а вместе с ним — и серию уколов, превращающих человека в овощ…

… обратный адрес у меня — «до востребования!», и это — даже не Москва!

Но всё-таки — друзья, и поделиться — хочется. Умом понимаю, что лучше бы мне вырвать эту страницу из моей жизни, но… понимаю, что это — умом, и если я её вырву, то чувствовать себя буду последней сволочью, и может быть — до конца жизни.

Покусав ручку, начинаю выводить буковки…

«… — уезжая, я нацарапал на стенках сарая и везде, где только можно, всякую геометрическую ерунду, отомстив паскудной старухе таким вот мелочным способом…»

Пишу… уже понимая, что не следует, и что скорее всего, я, описав это даже в урезанном виде, цензуря сам себя, в чистовик эту историю писать не буду…

… или буду, но совсем не так! Вернее всего, будет что-то очень сильно «по мотивам», в духе кинофильма «Весёлые ребята» или чего-то подобного.