Чужой среди своих 2

— П-прости… — пискнул мальчишка, спешно скидывая деревце с плеча, роняя и подбирая, — Я… я отряхну!

— Да брось! — отбираю у него ствол, пока он, и в самом деле, — Сам вон, гляди, запачкался! Отряхнись.

— Д-да… — старательно не глядя на меня, он начал отряхивать плечи и руки, подрагивая от запоздало нахлынувшего адреналина.

— Местный? — спрашиваю для порядка, — Чего эти-то привязались? В одной школе учитесь?

— А? — не сразу понял он, — Я в сто семидесятой учусь, а эти так, ПТУшники! П-простите…

— За что? — не сразу въехал я, — А… да не боись, малой! Я не ПТУшник, в школе практика! Кстати, в сто семидесятой, так что пересечёмся ещё.

— А вы… ты сейчас туда? — робко поинтересовался он, краснея, и, по-видимому, сам на себя злясь за эту красноту, робость и всё на свете разом.

— Угу, — киваю я, взваливая на плечо стволик, — но если ты рядом живёшь, могу проводить, чтобы эти не докопались.

— Нет-нет, спасибо! — вспыхивает тот, — Просто мимо шёл! Теперь вот другим путём буду…

— А, ну давай, — киваю ему.

— Я Лев! — отчаянно крикнул он мне в спину, и кто бы знал, чего мне стоило в тот момент — смолчать… а ведь напрашивались шуточки! Соответствующие…

— Михаил, — повернувшись, жму руку, — очень приятно. Ну всё… ты извини, но я и так опаздываю.

— Да я тоже в школу зайду! — решает он внезапно, — В библиотеку нужно, и вообще…

— Ну если нужно, — киваю я, старательно держа лицо кирпичом, — тогда давай вместе пойдём.

Он закивал отчаянно, и некоторое время мы шли молча.

— А вы давно переехали? — поинтересовался он, и я открыл было рот, чтобы поправить, не сразу поняв, что он имеет в виду не моё конкретное величество, а нашу семью вообще.

— Несколько дней буквально. Знаешь дом за ГУМом?

— Ну да, — несколько неуверенно ответил Лев.

— Дали комнату в коммуналке, — сообщаю ему, — а так всю жизнь по задворкам.

— Здорово… — не слишком уверенно говорит мальчишка, — Москва всё-таки!

— Так себе, на самом деле, — дёргаю плечом, не без труда удерживаясь от болезненного желания поделиться деталями коммунального быта. Жители нашей квартиры люди яркие, выпуклые, характерные… прямо таки персонажи Зощенко.

Не уверен, правда — действительно ли они так уж выделяются на фоне прочих коммунальных приматов, или это моё обострённое отношение выделяет их особенности, подмечая всякую мелочь из тех, что человек привычный пропустит, не обратив никакого внимания. Вероятнее всего, второе… и наверное, я смог бы со временем привыкнуть, притерпеться, сжиться…

… вот только не хочу.

Обронив несколько фраз, и каждый раз краснея и стесняясь неведомо чего, Лев быстро разговорился, вываливая на меня информацию. Не то чтобы мне это очень интересно, да и, мать его, время!

Вот только чувствую — надо. Своих детей у меня не было, но есть, или вернее, были, племянники и знание основ психологии. А сейчас, я хорошо это вижу, пацану надо выговориться, поделиться наболевшим.

Ну, опоздаю… но если его сейчас заткнуть, оборвать, напомнить о времени, то он может замкнуться, и не здесь и сейчас, со мной, а вообще и надолго. Может быть, я и не прав, но что такое несколько минут опоздания и толика не слишком фальшивого раскаяния перед Таней, по сравнению с тем, что вот этот мальчишка, излишне чуткий и эмпатичный, погрузится в себя?

Замедлив шаг, слушаю Льва, а тот рассказывает с жаром, перескакивая с тему на тему, и раз за разом возвращаясь к несовершенству окружающего мира.

— Прости, перебью! — останавливаю его монолог, — Я полностью с тобой согласен! Но! Вспомни, как ты сказал «Эти так, ПТУшники!» Понимаешь?

Остановившись, заглядываю ему в глаза, и Лев, будто споткнувшись, часто моргает.

— Не буду читать тебе лекции о гегемонии пролетариата, — чуть усмехаюсь я, — но неужели ты не можешь быть умнее этих самых гегемонов?

— Я… — задохнулся Лев, — в шахматы… и учусь нормально, а не как эти…

Он не находит должных слов, чтобы описать «Этих», но видно, и видно хорошо, что относится он к ним хоть и опасливо, но всё ж таки доминирует презрение и пожалуй, брезгливость.

— Я тоже, — чуть передразниваю его, — в шахматы, и учусь. Но есть ещё и социальный интеллект[39], понимаешь? Нет? Подумай!

— Если ты вот так вот, — продолжил я после короткой, но проникновенной пазы, — в случайном разговоре со случайным… не перебивай! Со случайным человеком говоришь «Эти», то подозреваю, при общении с «Этими», подобных раздражающих моментов — воз и маленькая тележка!

— Да я не хочу подстраиваться под них! — взорвался Лев, — Половина — животные, которые могут только срать, жрать и размножаться, выполняя самые примитивные работы!

— Не подстраивайся, — согласился я, продолжив идти в сторону школы, — но и поводов не давай!

— Легко говорить… — пробурчал он.

— Да? — отзываюсь, вложив в слова толику иронии.

— Я еврей, понимаешь? — он забежал вперёд, останавливаясь и заглядывая мне в лицо. Вид у Льва при этом такой, будто он совершил каминг-аут о своей гомосексуальности в прямом эфире.

— Ну, — кивая я, — вижу, и что?

— Это ты нормальный! — закатил тот глаза, — Ну и в школе ребята в основном тоже… А эти, примитивные, они же всех, кто не похож…