Чужой. Воскрешение

– Показания хорошие, – сказал Рэн, изучая биопоказатели паразита.

– Здесь тоже, – откликнулся Дэн, докладывая о состоянии Рипли.

Гэдиман смутно осознавал, что остальные подходят ближе к стеклу, напрягают зрение, чтобы разглядеть получше. Никто не говорил, но все взгляды сфокусировались на этом маленьком комочке.

– Я их разъединяю, – сказал Гэдиман.

– Давай, – согласился Рэн.

Хирург активировал другое устройство, которое обрежет и прижжет каждый из шести похожих на пуповину отростков, которые привязывали крошечного чужого к его носительнице. Хирург манипулировал режущим инструментом быстро, умело, решительно… Четыре, пять, шесть! Дело сделано.

Существо внезапно дернулось и развернулось, словно окончательное отделение от матери подсказало ему, что пришла пора начать собственную жизнь. Пора дышать. Пора расти. Пора двигаться.

Оно корчилось, извивалось в мягком зажиме, хлестало хвостом, и, наконец, раскрыло крошечные челюсти в беззвучном крике.

– Проклятье! – не сдержался Спраг при виде бурного протеста крошечного комочка.

– Осторожно! – по-деловому велел Рэн. – Не выпусти его. Помести в контейнер.

Гэдиман кротко кивнул, зная, что держит существо надежно, хотя оно бесплодно боролось и дергалось в зажиме. Он опустил его в амниоконтейнер и не отпускал до тех пор, пока крышка почти не закрылась. Тогда хирург выпустил существо и выдернул зажим одним быстрым движением, так что крошечный чужой остался внутри надежного и защитного инкубатора.

– Прекрасно! – воскликнул Рэн. – Прекрасная работа, Гэдиман.

Он сжал плечо подчиненного, поздравляя.

Хирург выдохнул, а Спраг снова промокнул ему лоб. Гэдиман чувствовал, как расслабляется его тело, и только теперь понял, насколько был напряжен.

– Спасибо, доктор Рэн.

Они все следили за тем, как маленький инкубатор – существо яростно плавало внутри в поисках выхода – исчез из операционной тем же путем, каким и попал в нее. Кинлох и Фонтейн сопроводят его к стационарному инкубатору, и проследят, чтобы существо не подверглось опасности.

Гэдиман оглядел аудиторию, увидел, что остальные ему улыбаются, а Кинлох показывает ему поднятый вверх большой палец руки. Он улыбнулся в ответ. Затем, наконец-то, повернулся обратно к Рипли и, стянув с себя визор, нерешительно посмотрел на Рэна.

– Ну?.. – он указал на Рипли, все еще спящую в операционной.

– Носитель? – переспросил Рэн, не глядя на нее.

Гэдиман взглянул на показания.

– Ее ЭКГ в норме… Она в порядке.

Он оборвал себя, сообразив, что спорит ради нее. Рэн и так уже считает, что его интерес к данному образцу не профессионален. Нужно следить за тем, что говоришь – начальник еще не решил ее судьбу. Гэдиман в напряжении ждал ответа.

Рэн посмотрел на мониторы, взглянул на Рипли. Наконец, он сказал:

– Зашей ее снова.

Гэдиману пришлось сдержать себя, чтобы не промямлить «Спасибо!». Он знал, что у Рэна, как у ведущего ученого, было полное право уничтожить образец. Но по какой-то причине, Гэдиман не мог с этим смириться. Это было бы такой растратой! Особенно, после всей проделанной работы.

– Дэн, – обратился Рэн к их помощнику, – заштопай ее, а? Думаю, нашему коллеге на сегодня хватит волнений.

Гэдиман улыбнулся, и кивнул Дэну.

– Разумеется, – согласился Спраг. – С радостью.

Гэдиман на автомате еще раз взглянул на показания. Анестезия, дыхание, частота сердечных сокращений – все выглядело хорошо. Он позволил Рэну утащить себя прочь.

– Что ж, – сказал Гэдиман, позволяя своему волнению прозвучать в словах, – все прошло настолько хорошо, насколько можно было ждать.

– О, даже лучше, доктор, – с уважением ответил Рэн. – Куда лучше.

Нечто велело ей проснуться. Она это проигнорировала. Как только она проснется, все сны станут реальностью. Как только она проснется, она снова начнет существование, а в небытии наконец-то был покой. Ей было жаль, что он может подойти к концу.

Нечто велело ей проснуться. Она воспротивилась.

Медленно, она обратила внимание на смутное ощущение. На нечто вне ее. Нечто, происходящее с ней. Нечто, что у нее забрали.

Нечто, от чего она хотела избавиться?

Она не могла вспомнить.

Несмотря на холод, несмотря на яркость, она открыла глаза.