Вопреки всем устоявшимся традициям, я заказал не вино, а местное пиво «Чёрная гора». Наш полиглот проклял меня там же на месте, доставая из своей бездонной сумки две полуторалитровые амфоры красного. И да, Герман с Гребневой поддержали-таки его, а не меня.
Я же, быть может, начал немного уставать от ежедневного виновозлияния, хотелось чего-нибудь попроще. И да, пиво оказалось прекрасным. Холодное, в меру крепкое, приводящее в порядок голову и мягко расслабляющее на фоне всех красот побережья. Короче, самое оно!
– Друг мой, рассказывай, как ты это сделал? – попросил Земнов, и все с ним согласились, чокаясь бокалами. Что ж, сюжет был коротким, ничего особенного: пришёл, увидел, божественным наитием понял, куда бросить монеты, тупо сел и…
– Без божественного наития ничего бы не получилось, – дружно признали все. – Да и золотой конь мог подчиниться только человеку!
– В смысле?
– Такому как ты, зема! Чо неясно-то, ась?! Герман бы его раздавил, я бы свалился по пьяни, а Светка… она… короче… не на конях скачет и подпрыгивает, если ты понял…
Мне даже подумать на эту тему не удалось, потому что пришлось поднимать из-под стола слишком болтливого товарища, мгновенно получившего тяжёлую карму пустой тарелкой по башке. За дело, признаю́! Длинный язык – короткая жизнь, как говорил… не помню кто, но смысл правильный. И пиво вкусное!
Когда подали жареную барабулю на большом блюде и греческий салат, я пошёл мыть руки. Туалет был за углом, и мне, кажется, даже удалось заметить два или три чёрных навороченных байка на соседнем перекрёстке. Примерно на этом моменте память обрывается резкой болью в затылке, яркой вспышкой с коротким переходом в абсолютную темноту…
…По жизни мне доводилось терять сознание. Впервые это произошло на флоте, когда меня отметелили трое старослужащих: я им не понравился. Да, собственно, им вообще никто не понравился из нашего призыва, но выбор пал на меня, потому что я на гражданке изучал историю искусств. Двум парням из Ставрополья и одному рыжему подпевале из Элисты это казалось чем-то неприличным, чуть ли не гейским.
Отлежавшись в госпитале, я сдружился с другими парнями из «дедов», получил полезные советы и, вернувшись, уложил всех троих поодиночке обычным носком с песком и гравием. Начальство узнало, но наказывать никого не стали. Морской пехотинец Балтийского флота России должен уметь самостоятельно разбираться с проблемами.
Кстати, за то, что я не настучал на них командованию, ставропольцы стали моими хорошими товарищами, с одним мы переписывались и после службы. Такое бывает. Так вот…
Потеря сознания может быть совершенно беззвучной, бесчувственной, безболезненной и слепой комой, а может оказаться наполнена цветными снами. Мне доводилось падать и в тот и в другой вариант, и, кстати, второй в чём-то интереснее. Вот и в этот раз, когда я открыл глаза, то стоял на вершине горы, волосы трепал ветер, небо над головой было пронзительно синим и гоняло стада облаков по всей линии горизонта, изумрудное море играло барашками, а воздух казался наполнен стихами…
– Он нас не замечает?
– Спроси сам.
– Я уже спрашивал. Он не реагирует. Если не ответит и в третий раз, я ему врежу.
– Ты серьёзно? Может, его уже не стоит больше бить по голове?
– Скажи это своим байкерам.
Нет, конечно, это были не стихи, а чистейшей воды диалог в прозе. Более того, два этих голоса, мужской и женский, казались мне смутно знакомыми. По крайней мере, собачились между собой точно супруги, прожившие вместе лет пятьдесят-шестьдесят как минимум…
– Ты заглянул ему в мозг?
– Пытался, но если люди теряют сознание, то их мозг, как правило, неактивен.
– Что, совсем ничего?
– Почему? Буквально на днях его жутко интересовали Семирадский и Шишкин.
– Милый, ты прекрасно знаешь, о чём речь, но специально бесишь меня, да?
Если они продолжат так вот невнятно препираться, ничего не объясняя толком, но просто доставая друг друга, то я смогу продолжить за них в их духе, очень даже запросто. Всё равно в информационном плане голяк полнейший.
– Может, подселить ему Червя?
– Глиста?
– О небо, не смешно! Милый, признай, что юмор – это не твоё.
– Между прочим, всем нравится. Я бы мог выступать в стендапе.
– С чем? Рассказывая, какая тупая твоя жена, как ты боишься проктолога и какой у тебя маленький…
– Это нормально, они все про это рассказывают!
– Вот именно – все. Сажай уже Червя!
Я вдруг почувствовал неприятное шевеление в правом ухе. То есть именно потому, что его не должно быть: при потере сознания активируются скорее положительные эмоции, а любые отрицательные ощущения, наоборот, гаснут. Слова насчёт «подселить Червя» мне тоже совсем не понравились, но вряд ли с этим можно было что-то сделать прямо сейчас.
– Ну что, мы возвращаем его? За ним пришли.
– Я бы не хотела, чтоб пострадали мальчики.
– Они тебе так важны?
– Не начинай опять.
– Чисто из интереса, а какой из них более дорог?
– Мне дорог ты, но…
– Поздно, милая…