ЧВК Херсонес – 2

Наш грозный собеседник затравленно огляделся, зашипел по-кошачьи и, не сказав более ни слова, бросился на выход. Никто не пытался его останавливать, даже доберманы, никому не было до этого дела.

– Пообедаем в следующий раз. А сейчас настоятельно прошу всех пройти в женский туалет, – предложила Мила, хотя скорее это звучало как приказ. – Не надо стесняться, там никого нет. Марш, марш, марш!

Гребнева демонстративно взяла меня под ручку, Земнов перекинул на плечо абсолютно невменяемого Денисыча, и мы все дружно прошествовали к дверям так называемой дамской комнаты. Но…

– Они раскрыли нашего агента.

– Не нашего, а твоего, дорогая.

– Хорошо, но он работал ради наших интересов.

– Ради твоих. Но за мои деньги.

– Не будь меркантилен…

– А ты не пытайся уверить меня в том, что твои интриги служат на пользу нам обоим! Пора отвечать за свои косяки…

– Я в чём-то виновата?! Ну, разве только в том, что рядом не было настоящего мужчины, готового взять на себя всю ответственность!

– Рядом? А ничего, что я навечно обречён быть настолько рядом, что физически неотделим от тебя, стерва ты эдакая?!

– Ну вот, опять обиды, упрёки…

– Просто скажи мне, что ты тупанула и теперь знать не знаешь, как сбросить этот балласт по фамилии Мидаускас! Скажи, пока он не утянул нас за собой. В бездну!

– Дорогой, не стоит драматизировать.

– Да неужели? Они раскрыли сеть «Гидры», они знают, кто за этим стоит, им осталось выяснить, кто прикрывает нас с тобой! Дорогая?

– Это невозможно.

– Да неужели?

– Они не посмеют!

– А кто их остановит?

– Но так же нельзя! Это нарушение всех правил, которые мы для них установили!

– Ещё раз, если ты не поняла: Кто Их Остановит?! Нет, не старых богов, с ними всё более-менее понятно. Но вот кто способен остановить людей вроде Александра Грина…

– Я.

– Ты?!

– Мне повторить?

– Не надо.

– Повторяю: я! И вот как мы поступим…

…Поскольку мы с Гребневой шли в женский туалет первыми, то мне оставалось лишь на секунду зажмуриться приличия ради. А открыл глаза я уже в коридорах музейного комплекса «Херсонес» в двух шагах от своей старой комнаты. Дверь была открыта.

– Там помыли полы и перестелили бельё, – улыбнулась мне золотоволосая специалистка по всяческим древним росписям. – Заходите и живите. Директор так и сказал.

Я с трепещущим сердцем вошёл в своё недавнее жилище. Ничего не изменилось, всё так и стояло на своих местах. Ну, разве что на кровати были аккуратно навалены мои вещи, оставленные в севастопольском отельчике. Кто и когда их сюда перевёз, можно было только гадать. Хотя нужно ли?

Я сел на старенький, но крепкий табурет у окна, достал блокнот для рисования и задумался. Потом сделал набросок Германа, когда тот подтягивался, развлекая гуляющую по набережной публику. Вроде получилось, хотя не хватало игры солнечных пятен, но, в принципе, для наброска нормально. Если вдруг решу перевести в масло, тогда конечно…

Потом нарисовались котики. Мне не очень удаются животные, но вот черныш и тот болтливый толстяк именно что нарисовались сами, практически без моего осознанного участия. Пришлось повозиться с портретом Денисыча, изображающего француза-сомелье, хотя Диню я рисовал уже не раз, модель знакомая. Тем не менее я испортил два листа, прежде чем хоть как-то поймал его полуигривый, полутрезвый, полупьяненький взгляд.

Из дома пока не звонили и не писали. Ладно. Я успел отправить сестрёнкам фото с новых рисунков, а потом в дверь постучали.

– Вы позволите? – не дожидаясь моего ответа, Феоктист Эдуардович шагнул в комнату и, также не дожидаясь приглашения, уселся на скрипнувшую под ним кровать. На нём был всё тот же льняной костюм, чёрные круглые очки, как у кота Базилио, и растоптанные итальянские сандалии. – Мне стоит объясниться, Грин. Хоть извинений вы и не дождётесь. Я сделал то, что сделать был обязан, желая жизнь вам сохранить и силы. Возможно, вы обижены? И зря! Ужель сестра моя невнятно объяснила причины тайные, подводные течения, интриги грязные и сплетни, что пошли кругами на воде и нам затмили реальный взгляд на сущность всех вещей? Изгнали вас? Увы, такое было. Вас приняли, едва вы вышли за ворота, спасали вас, вам дали кров и хлеб. И да, призна́ю, вы сумели равно нам отплатить по совести и чести!

– Да бросьте. Всё в порядке, – улыбнулся я.

– Гекзаметром!

– Да бросьте, всё в порядке, – мне пришлось подчиниться. – В конце концов, мы выяснили вместе, кто нам есть друг, а кто есть враг коварный. И да, друзья меня не бросили. Никто не отказался пожать мне руку, никто не плюнул вслед, никто не проклял за те часы, что вместе мы сражались с нацистами, которые восстали вдруг из мёртвых! И с фуриями злыми, чьи когти источают смрад и гниль, с бесчестной нечистью земель голландских, да мало ль было их… Но вы меня вели и прикрывали спину, претензий нет, я счастлив вновь вернуться в родной ЧВК!

Директор трижды хлопнул в ладоши, признавая во мне достойного собеседника, с которым можно часами болтать гекзаметром, и, встав, по-отечески обнял меня за плечи.

– В саду накрывают стол в честь вашего возвращения.