ЧВК Херсонес – 2

На завтрак мы вышли все почти вовремя, так что никого не пришлось ждать. Светлана по-прежнему ела как птичка-синичка, Герман принимал пищу за троих, Денисыч только закусывал, и мне оставалось находить своё место где-то посередине.

Учитывая, что наши завтраки, как правило, вегетарианские (то есть колбасной нарезки не будет), то мёд, масло, творог и свежий белый сыр должны заместить все мясные продукты. И да, я не помню, чтобы кто-то там из наших активно протестовал, требуя пельменей! Не было такого, уж увольте, врать самому себе всегда накладнее…

– Как ночь и сны? – вежливо кивая всем сразу, спросил я.

Никто не ответил, но Денисыч приветствовал меня полным стаканом красного вина. Великан Земнов, привстав, отсалютовал правой рукой на манер древнеримских гладиаторов. Ну а наша красавица просто улыбнулась. Однако свет от её улыбки на миг озарил весь сад, и я снова почувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Как она такое делает, кто бы знал?

– Ко мне вчера после закрытия музея приходил следователь. Опять задавал разные вопросы. Никто не помнит, во сколько он ушёл?

Мои слова вновь канули в пустоту. За столом все сидели почти что молча, ограничиваясь разве что просьбами передать соль или нож. Диня явно избегал темы вчерашнего вечера. Гребнева делала вид, будто бы вообще ничего и ни о чём не знает. А наш крутейший знаток мраморной и бронзовой скульптуры бормотал что-то невнятное себе под нос, нимало не обращая внимания ни на кого. Обычно они все куда более общительные, но тут что-то не так…

Хотя лично мне никак не давала покоя загадка, как на старых сандалиях летал туда-сюда следователь Ладыженский? Это не могло быть правдой, хоть я видел оное собственными глазами. Правда, с устатку и после изрядного количества красно-синей греческой алкашки! А в таком состоянии привидится что угодно. Проверено на себе.

Но ведь и что там было на самом деле, как оно функционировало и действительно ли на тех сандалиях можно было парить в воздухе, спросить всё равно не у кого. В смысле народу куча, но они все молчат как неродные! После завтрака, пока старик сторож убирал со стола, я попытался задать те же вопросы и ему.

– Следователь был. Ты сам сказал впустить.

– Я помню, спасибо. А когда он ушёл?

– Темно было.

– Понятно. Майор Ладыженский ничего не просил мне передать?

– Сказал, что ему лечиться надо. Что больше он не пьёт. К тебе нет претензий.

Я пожал ему руку, сомневаться в честности хромого горбуна не было ни малейших оснований. Кажется, этот человек напрочь лишён фантазии и поэтому просто не способен на ложь или фальшь. Даже из самых благих намерений.

– Что у нас по плану работы на сегодня?

– Александр, видимо, нам всё-таки придётся поговорить откровенно, – опустив глаза, начала Афродита. – Вы не дурак и не могли не заметить, что всё вокруг не всегда то, чем кажется. Мы – не мы, этот мир не наш, а наши деяния не… Ох, но хотя бы вы – это вы!

– После завтрака вас тянет на философию Канта?

– Друг мой, – перебил меня Герман. – Поговорим как мужчина с мужчиной. Наш частный выставочный комплекс не то, за что себя выдаёт. Мы занимаемся не музейными делами. Но в рамках музея. То есть не совсем музея, но он тут тоже есть, ты сам видел, правда? Но что бы ты ни думал о нас, обо мне, обо всём этом, – мы все вместе стараемся не ради себя, а во благо сохранения музейных ценностей всего Крыма. И не только. Вот.

– И что теперь?

– Я не умею красиво говорить…

– Внятно излагать свои мысли ты тоже не умеешь, – сорвался я. – Диня, хоть ты объясни, с чего они оба пытаются до меня докопаться?

– Саня, зема, бро! Чо ты от меня хоч-шь? Я же прям ща-с буду в стельку-у…

…Дальнейший разговор не состоялся, потому что в эту минуту из дверей основного корпуса в сад вышел наш директор. Он сам, своею рукой, налил себе бокал вина, беззастенчиво отобрав у нашего полиглота крепко удерживаемую им амфору Агоры. Ни с кем не делясь, неторопливо выпил, картинно запрокидывая голову, и только после этого обернулся ко мне:

– Вот от кого-кого, но от вас, Грин, я ничего подобного не ожидал…

Просто сказать, что я удивился или даже крайне удивился, – значило ничего не сказать.

– Ты доложил?

– Да.

– И что она?

– Мягко говоря, недовольна нами.

– Но мы же старались. Мы делали всё что могли, мы рисковали не только нашей жизнью, но и нашими отношениями!

– Дорогая, ты всерьёз полагаешь, что ей это важно?

– Я смела надеяться, что это важно тебе.

– Мне?

– Нет?!

– Я не мыслю собственного существования без тебя.

– Как и я без тебя.

– Мы едины.

– Но ей не важны наши чувства. Почему ты до сих пор служишь ей?

– Потому что ты также не можешь отказать прародительнице! Она – последняя из своей семьи. Как и на всём белом свете больше нет таких, как мы.

– Возможно, мы зря держимся за эти земли?

– Пока здесь есть старые боги, будем и мы.

– Нет, они пошли навстречу людям.

– Ты об Александре Грине?

– Я о том, что люди могут выжить без богов.

– Но жизнеспособны ли боги без людей?

– Да.

…Феоктист Эдуардович достал из кармана мятого льняного пиджака ещё одну металлическую пряжку с байкерского ремня и положил её на стол: