Как оказалось, бар на судне действительно был. От причала пошли мягко, с каждой минутой набирая скорость, пока буквально не полетели над водой. Мы все разместились внизу, под непробиваемой крышей из тонированного стекла. Один из матросов стоял за штурвалом, второй быстро ставил на длинный стол тарелки с сыром, оливками, виноградом и квадратные бокалы под ром.
Я ещё успел спросить Германа, сколько нам идти до Батуми, но капитан вежливо прервал меня:
– Светлана говорила, что вы специалист по истории искусств. Не поможете ли мне в разрешении одного небольшого вопроса?
– Разумеется, – согласился я.
– Говорят, что Клод Моне искал истину в вине. Говорят, что тот же Репин всем давал метлой по репе. Говорят, Делакруа жрал без меры фуа-гра. А художник Хокусай самураям что кусал?
Все наши сотрудники плюс оба матроса едва не полегли в приступе дикого смеха. Мне пришлось ждать минуты три, чтобы ответить, хотя шутку эту я слышал ещё со времён учёбы и уже тогда считал её дебильной. Но сейчас ответ знает любой первокурсник:
– Не от великого ума вы, критики ничтожные, в рот набираете дерьма, чтоб плюнуть в холст художнику!
Сначала повисла тишина, прерываемая только свистом ветра и плеском разрезаемых волн. Потом испуганно икнул Диня, Гребнева сдвинула бровки, Земнов привстал, закрывая меня от шагнувшего вперёд матроса с внезапно появившимся в руке ножом, но Улисов вдруг так заливисто расхохотался, что все замерли…
– А он хорош! Клянусь кудрявой бородой Посейдона, он хорош! Грин, не откажите, выпейте со мной в знак примирения!
В его глазах было столько искренности, что бычиться дальше было просто глупо. Я вдруг понял, что этот человек может быть как опасным врагом, так и бесконечно верным другом. В бокалы для рома или виски полилось густое красное вино. Оно было сладким и таким крепким, словно смесь водки, портвейна и кагора. Впрочем, я в купажах, как говорится, не копенгаген.
Вместе с нами за дружбу пригубили все, включая матросов.
Впервые вижу судно, на котором так лояльно относятся к выпивке. Но, с другой стороны, море спокойное, небо над головой чистое, даже если нас в нетрезвом виде задержат пограничники России или Грузии, то максимум выпишут штраф и развёрнут обратным курсом. Потом мне было несколько стыдно за такую наивность…
– Как поживает старина Полифемиус? – спросил капитан у всех сразу. Но поскольку все как-то дружно замялись, то ответил я:
– Простите, а кто это? Фамилия вроде бы латинская или литовская?
– Да кто его разберёт, – охотно переключился на меня Улисов. – Мои предки вообще были метохийцами и лакемодянами, по крайней мере, так говорил дедушка-лаконец, но у него случались провалы в памяти. С Полифемиусом мы неслабо цапнулись в одной из моих командировок. Представляете, Грин, сначала этот тип принял меня как родного, мы кутили в его пенатах с неделю, а потом мужика вдруг переклинило, и он схватился за тесак. Двоих ребят из команды мы потеряли, остальным удалось вырваться, ну и я, пожалуй, погорячился тогда, вломив ему за всё…
– Мила Эдуардовна его лечит, – глухо ответил Герман. – Разрази меня гром, если я знаю зачем. От таких уродов надо избавлять мир, а не нянькаться с ними.
– Ты неправ.
– Я прав.
– Нет, неправ, – повторила Гребнева, кусая нижнюю губу. – Любовь и забота может спасти каждого. Ты сам знаешь, что я не особо дружу с сестрицей нашего шефа, но в этом случае она знает, что делает.
– Надеюсь…
– Друзья м-мои, а давайте лучше исчо в-выпьем? – встрял Денисыч, и, в общем-то, вовремя: есть ситуации, когда конфликт надо гасить в зародыше.
А два крутых специалиста – металла и камня, краснофигурной и чёрнофигурной росписи – были практически на грани скандала. Я мысленно поставил себе заметку в памяти: узнать, почему Герман так против этого прибалта, а Светлана, наоборот, вписывается за него по полной.
– Боюсь, что в следующий раз нам предстоит наполнить бокалы уже на берегу, – весело прервал всех капитан. – Прошу всех удостовериться: по левому борту порт Батуми! Да и сам город – весьма уникальное местечко.
Невзирая на полнейшее равнодушие остальных к озвученной информации, я тут же встал и прилип к широкому окну. За чистым стеклом горели огни туристического центра Грузии. И да, я должен признать, что ничего подобного не видел нигде и никогда.