— Ты пришла… — голос хрипит, должно быть, от сырости в тронном зале.
Паршивые повстанцы пробили стену где-то в нескольких комнатах от зала, и сырые сквозняки Тхорона давали о себе знать не самым приятным образом. Фобос прочищает воспаленное горло, которое прорезалось болью только сейчас. Интересно, как долго он молчал?
— …за короной?
— Нет, — она отрицательно качает головой и медленно продвигается, слегка пошатываясь от внезапного тумана в голове. Воздух тут тяжелый, и дышать ей под ускоренный ритм сердца всё труднее. Он смотрит на нее в упор, но не делает никаких движений навстречу.
«Ну, помоги же мне, Фобос», — мысленно взмолилась Элион, вступая по лестнице прямо к трону, на котором, словно каменное изваяние, восседает недвижимый Фобос.
Внутри все разрывалось от неуверенности, трепета и страха. Фобос получил Свет Меридиана, и теперь, когда ничего, кроме ее бессмертной души, не осталось, Элион боится оказаться просто не нужной ему. Элион страшно, что он ее оттолкнет и в этот раз.
Но Фобос с остекленевшим взглядом смотрел в одну точку и совершенно не хотел ей помогать. Не дождавшись от него инициативы, Элион глубоко вздохнула. Начинать говорить всегда трудно, особенно, когда слишком многое нужно сказать. Поэтому она присела на пол у трона и задала первый вопрос, который пришел в голову:
— Ты не считаешь, что пора наладить отношения, Фобос?
— Отношения? — Глаза у него были сухие, а взгляд колючим.
— Мы же семья, — вяло попыталась улыбнуться Элион и неопределенно дернула плечом. Да уж, семья…
— Ах, семья, — на секунду потеплевший взгляд, снова затуманился, и Элион не могла прочитать мысль, отчетливо проступившую на его лице. Он отвернулся. — Не надо.
Элион показалось, что ледяные обручи вдруг стянули ее грудь, не давая выдохнуть. Не нужна. Никогда не была нужна!
— Фобос, — голос предательски дрожит, но гордость почему-то молчит, очевидно, включается чувство самосохранения, — у меня никого не осталось. Ты, только ты. Я не знаю, что я для тебя значу и значу ли вообще что-либо, но это неважно. Потому что мы, — Элион шумно вдыхает, набирая побольше кислорода, и буквально выплевывает последние слова: — долбанная семья.
Реакция Фобоса не такая яркая, как ожидает Элион, Фобос будто и не слышит, о чем она говорит, рассеянно рассматривая гобелены на противоположной стене.
— Я лучше захлебнусь спиртом, — шипит он, когда Элион неуверенно передвигается к нему чуть ближе, — чем буду снова изображать нормальную семью.
Вот и вся правда, которую требовалось услышать Элион. Как ни странно, слёз нет, да и дышать она может свободнее. Просто внутри становится так пусто, что, когда она, слегка покачиваясь, поднимается с пола, ей слышится, как шаги эхом отражаются не только от стен в тронном зале, но и у нее в груди.
Хорошо бы сказать что-то на прощание, только вот в голову ничего кроме банальностей не идет, да и Фобосу это не нужно. Теперь она для него просто бесполезная девчонка. Нелепая, довольно наивная, совершенно разбитая и склеенная на скорую руку. Сил идти дальше у нее нет, и она надеется, что сможет выскользнуть за дверь до того, как Фобос узнает, какая она, к тому же, слабая.
У самых дверей Элион не сдерживается и оборачивается, всего на секунду, но этого хватает. Двери тронного зала захлопываются прямо перед ее носом, а сорванная с петель дверь встает в проем под углом и неожиданно с глухим треском вылетает прямо в тронный зал, чудом не задев плечо Элион.
Это происходит так быстро, что она даже не успевает понять, что именно чуть не произошло, а вот на лице Фобоса черты лица исказились в страшной гримасе. Он еще сильнее бледнеет и вскакивает со своего места.
— Прости, — глухо произносит он и замирает в десятке метров от нее, сам до конца не понимая, как так вышло, что он оставил трон. — Это вышло случайно.
Он не хочет ее отпускать, — эта призрачная мысль зажигает сразу тысячу огоньков у нее в душе, и она неуверенно делает серию коротеньких шагов навстречу Фобосу. Но Фобос неожиданно взрывается.
— Не смей меня жалеть! — пророкотал внезапно окрепший голос Фобоса. — Убирайся вон!
И Элион послушно замирает, разглядывая его в упор. В том, что он не здоров, сомневаться не приходится, и ей хочется его успокоить, залечить раны. Только вот он не позволяет, а Элион не уверена, что он готов ее принять.
— Почему? — непринужденно интересуется она, словно они говорят о чем-то совершенно обыденном.
— Что?
— Почему ты хочешь, чтобы я ушла?
Несколько секунд он просто непонимающе моргает, а затем неожиданно усмехается и встряхивает головой. Он не понимает, зачем она пришла и как она могла вернуться к нему после всего, что он сделал.
— Я — чудовище, — кривая усмешка обнажает зубы с фиолетовой каемкой по краю.
— Это не моя проблема, — Элион почти не задумывается, что отвечать, позволяя предложениям генерироваться самим собой, и слыша свои ответы, будто со стороны.