Cloud Nine (СИ)

Рецу готова была разорвать свое сердце на части, когда увидела эту улыбку. Зачем она поступила так опрометчиво, позволив себе слабость влюбиться в Какаши? Что она теперь скажет ему, когда он соизволит выйти? Но он не появлялся, он не собирался бороться за нее, отстаивать свои права. Какаши знал, что у него нет никаких прав, а Рецу вольна сама выбирать, с кем ей быть и как поступать. И от этого становилось еще сложнее. Токугаве вдруг захотелось побыть инфантильной глупышкой, поднять ручки и позволить мужчинам самим все решить. Но Какаши не выходил из укрытия. Она чувствовала, что он где-то рядом, и ждет от нее каких-то вразумительных реплик и действий. Намерения Оды очевидны, он уже второй раз практически прямым текстом заявляет, что не собирается ее отпускать. Но Рецу смотрела на него и будто видела пройденный этап своей жизни. Токугава достаточно настрадалась из-за его «смерти» и давно перевернула эту страницу.

— Послушай, — Рецу собралась с мыслями и приготовилась впервые в жизни дать отпор тому единственному мужчине, кто всегда был для нее авторитетом. — За эти годы многое изменилось…

— Я знаю, что у тебя были… фавориты, Рецу, и я не виню тебя. Такие глупости я готов тебе простить, — Ода сорвал с себя улыбку и стал говорить серьезным тоном. Снова эти низкие раскаты грома, будто предвещающие бурю. — Но для начала у меня кое-что есть. Это очень важно. — Он вскрыл кейс, в котором были аккуратно сложены купюры, а поверх них лежала стопка бумаг. Он протянул их ей и снова закрыл кейс.

— Что это? — Рецу удивленно смотрела на него, упорно отказываясь взглянуть на бумаги.

— Можешь прочитать, — сказал он, и Токугава начала быстро бегать глазами по строкам. — Дело в том, что с моим старым именем мне пришлось расстаться, потому что Нобуя Ода умер семь лет назад. Теперь меня зовут Тоётоми Саджин, я стал крупным землевладельцем в другой стране, а теперь переезжаю в эту.

— Здесь сказано… — Рецу уже стала забывать завесу своей вины, начиная прозревать перед истиной, которая вывалилась на нее как ушат ледяной воды после горячей ванны.

— Да, это договор, согласно которому ты передашь мне весь тот бизнес, что у тебя есть, — сказал Ода и, сорвав виноградинку, проглотил ее. — Как когда-то передал тебе его я.

Рецу издала нервный смешок. Теперь пазл сложился, а ведь как она не пыталась склеить его до этого, постоянно выпадали какие-то детали, оставались пробелы. Но теперь картинка цела и нерушима. Ода действительно оказался единственным, кто смог обхитрить Токугаву настолько, что спустя семь лет она смогла это понять лишь тогда, когда ее напрямую ткнули носом в злосчастный договор. Заботился о том, чтобы ее не убили, как собаку за его чертовы деньги? Нет. Боролся за свою собственную шкуру и богатства. Начал вести за Рецу прямую охоту лишь тогда, когда она устранила с пути его последнего конкурента, Миуру, завладев его рисовыми полями. Какая же она была глупая, раз изначально не видела этого притворства. Вся ее жизнь была построена на его манипуляции ею. «Отомстить за Оду, лишить их всего того, что дорого им, так же, как и они отняли у меня единственного родного человека!» Этим она жила долгие годы, разрушая себя ненавистью, корыстью и беспощадностью к другим. Но что было в действительности? Она марионетка хитроумного бизнесмена. Он видел, что она умна, хитра, обольстительна. И знал, насколько похотливы и глупы все его конкуренты. Ода действительно спасался от них бегством в другой стране, спихнув всю грязную работу на Рецу, которую никто опрометчиво не ставил в расчет. На самоотверженно влюбленную в него женщину, которая по своей наивности не видела своего очевидного положения.

— И теперь ты, хочешь получить свой бизнес назад, я правильно понимаю? — Токугава сменила свой беззаботно ласковый тон. В глазах сверкнули языки ненависти и обиды за причиненную боль. Ода глянул на нее с прищуром, ехидно улыбаясь.

— Какое это имеет значение для тебя? — Ода снова съел виноградинку. — Ты же любила каждый день наряжаться в роскошные кимоно, играть мне на сямисэне, танцевать, а ночами не давать спать. Так почему бы тебе и сейчас не заняться тем же самым, а, Рецу, пока ты еще молода и интересна мне? Брошенная девочка-гейша, никому не нужная, кроме своего боготворимого данна. Опасная в проницательности перед другими, но в то же время прекрасная в своей наивности передо мной. Напомнить тебе, откуда я тебя вытащил?