Combat

Огромную залу, уводящую взгляд в бесконечность, освещали дымящие факела, укрепленные на каменных стенах. А те стены были украшены боевыми стягами и увешаны победными трофеями. Тут были отрубленные головы великанов и карликов, дисов и других сверхъестественных существ, а, кроме того, – головы львов, кабанов, оленей и прочего зверья. Вдоль залы, по центру тянулся громадный стол, сколоченный из неокрашенных дубовых досок. За столом сидели люди, видно, что воины. Во всяком случае, рожи все были самые зверские, испещренные ужасными шрамами. До театральности, нарочито жуткими.

Пир шел горой. Воины пили мед-брагу, красное вино и желтое пиво, ели жареное мясо, хватая его прямо руками, иногда помогая себе кинжалами. Это было чисто мужское застолье – с пьянством, обжорством, с грубой бранью, сальными анекдотами и опасными шутками.

Едва пирующие узрели незваного гостя, шум веселья стих, только оркестр каких-то скоморохов продолжал угнетать слух громом барабанов, визгом дудок, воем волынок, звоном прочих шумовых инструментов.

Сидящий во главе стола поднял руку, и оркестр смолк. Взгляд царственного мужа был суров, тяжел, пронзителен и вместе с тем – знакомый. У Хорнунга мороз прошел по коже: он вспомнил, что однажды уже стоял вот так пред этим грозным мужем. Это несомненно был скандинавский бог Один, золотой крылатый шлем венчал его голову. Одежды на нем были царские, по-варварски пышные: много меха, золотых цепей, не ограненных драгоценных камней и прочей мишуры по большей части милитаристского характера. А за спиной Хозяина на коврах и просто на голых стенах висели, ослепительно сияя, боевые доспехи и холодное оружие всех видов.

– Приветствую героя, – сказал Один, обращаясь к пришельцу. – Рад видеть тебя в своих чертогах.

– Здравия желаю Хозяину и вам, славные воины, – ответил Хорнунг и поклонился честному собранию.

Все заржали здоровым смехом. Чего-чего, а здоровья у каждого было с избытком. Хотя все они были покойники. Читавший древние саги Хорнунг имел кое-какие представления об эйнхериях – павших в бою героях, пирующих вместе с Одиным в Вальхалле,[3] и о хьяднингах, которых валькирии возрождают для новых битв.

Один от Первых Дней собирает воинство, во главе которого сразится с чудовищами в Грядущей Роковой Битве.

– Ружьишко оставь у стены и присаживайся за дубок, – любезно сказал хозяин Вальхаллы.

Пока Хорнунг разоружался, к нему подбежал кособоким скоком карлик, по виду то ли шут, то ли просто слуга, схватил за руку прибывшего и потащил к застолью. Миновав огромный камин, в котором пылали целые стволы деревьев, Хорнунг подсел к "дубку". Ближайшие соседи стали наливать прибывшему штрафные чаши вина. Вернее, это они пили из чаш и кубков, а гостю поднесли выложенный золотом рог. Капитан сразу понял, в чем тут хитрость. Наполненный рог невозможно отставить, не выпив вина.

Малопьющий Хорнунг хотел было отказаться от второго рога, Один нахмурил брови, так, что факела притухли и затрепетали. Пришлось подчиниться тиранической воле Хозяина. Под дружеские выкрики капитан выпил подряд три рога красного, как кровь, вина. На вкус оно было божественно и действие имело соответствующее. В жилах забурлила, пульсируя, кровь, словно ее циркуляция ускорилась по меньшей мере раз в пять. Чувствовался прилив неимоверной силы. Хотелось сокрушить какую-нибудь преграду, желательно выстроенную из камня или сразиться с целым войском! И еще Хорнунг ощутил неистовый голод. Без разрешения он схватил с серебряного блюда ближайший кус жареного мяса и с рычание вонзил в него зубы. О, какое блаженство! Это вам не червей жрать.

Сидевшие рядом герои, одобрительно хлопали его по плечам и спине. Удары были хоть и дружественными, но чувствительными. Хорнунг чуть не поперхнулся, однако выдержал.

Он съел, наверное, полбыка, целого кабана, семь лососей, не говоря о лакомствах, и выпил три бочки меду, когда почувствовал некоторую сытость. Червячка по крайней мере он заморил. Можно будет дождаться настоящего обеда.

Теперь он заслужил право пить из кубка, который можно в любую минуту отставить. Новичок не спеша потягивал сладкое пиво, слушал музыку Вагнера, интимно льющуюся из старенького приемника, кажется, лампового, стоявшего на камине, разглядывал шумную компанию, а компания разглядывала его. Впрочем, ненавязчиво. Спокойное созерцание открыло на лицах застольщиков не только очевидные шрамы, но и приметы менее заметные. Многие лица были обезображены еще и ожогами, поскольку кончили земную жизнь на костре, либо в пожарище. А еще у многих на шеях имелись следы от веревок. Это был знак повешенных. Даже у самого Одина имелся подобный след. Ибо известно: чтобы постичь знания магических рун, Один пронзил себя копьем и повесился на Мировом древе.

Только Хорнунг подумал о предводителе асов, как Один обратил на него свой тяжкий взор.

– Ну, витязь, расскажи, что нового в Срединной усадьбе?

Увидав непонимание, уточнил: что нового в мире людей?

Хорнунг попытался встать, ноги, однако, отказывались подчиняться. Приосанившись, витязь ответил: