Constanta

Оставив швейцара, Боронок воссоединился с компанией. Все расспросы друзей он оставил без внимания. Радостное возбуждение владело им. Он решил вселиться в гостиницу во что бы то ни стало. Почему бы и не любером, раз студенты здесь не в чести?

Спешить было некуда. Они отправились в пешую прогулку по Таллину. Столица крошечной советской республики, свято хранящая свою независимость духом, речью и житейским укладом древнего города всех эстонцев, представала перед ними. Маленькое зазеркалье, пространство, лишённое всех перспектив, отдушина времени. Казалось, здесь можно было расстаться с самим собой, но не потеряться. Диковинные впечатления ждали ленинградских студентов. Магия, начало начал, остров во Вселенной и они, очарованные им, чувствовали себя островитянами.

Улочки, улицы, проспекты, площади. Близ какого-то важного особняка одного из министерств, нарушая походную идиллию, Боронок остановился. Объявил общий сбор в 9 вечера у «Виру» и исчез, уведя с собой Горыныча. Хлопоты насчёт ночлега, подумали все и, облегчённо вздохнув, продолжили путь.

Несмотря на холод, скользящий под ногами лёд, зимний день, пронизанный ярким солнечным светом, был чуден и великолепен. Думы, мысли и заботы улетали прочь. Илона откинула назад капюшон, распустила волосы, открылась навстречу. День стал ещё ярче. Для полного слияния с ним требовалось полная независимость. Подхватив под руку Алёну, Илона ускользнула из-под Степановой опеки и, демонстрируя свободу и раскрепощённость, устремилась вперёд. Подруги братьев тотчас последовали её примеру и шествие, преобразившись, превратилось в парадный женский выход. Во главе – принцессы, позади свита. Расступитесь.

Молча, мурлыкая песенки или непринуждённо переговариваясь, Илона с Алёной прокладывали общий маршрут. Попадая в людскую толчею, они неизменно приковывали к себе внимание поклонников, принимали его как должное и уходили, прикрываясь плетущимся сзади хвостом.

Незаметно подкрались сумерки. Ноги не чувствовали утомления. Казалось, они достигли своего совершенно естественного состояния – идти, идти, идти…

На какой-то безымянной площади, среди проплывающих мимо вывесок магазинов, стеклянных витрин, предновогодней праздничной мишуры Илона внезапно увидела родные цветы, сошедшие на землю живой мечтой, редкое сочетание цвета и красоты – любимые сиреневые герберы. Радостное возбуждение охватило её. Сияние волшебной сказочной красы. Какая неожиданная встреча! Однако, едва вспыхнув, радость тут же и погасла. Непреодолимая преграда разделяла их. Увы, время и место этой встречи находились по ту сторону реальности – вне стихии праздника и чувств.

На чердаке общежития профтехучилища было сыро и неуютно. Горыныч сидел перед Боронком, смотря как тот, орудуя складным ножом, готовит бутерброды. Они вели разговор.

– Я тебе, Тит, про свой тип говорю.

– Твоя горячая десятка?

– Да. Подруга Греки – самое то. Хитовая.

Боронок, улыбаясь, подмигнул.

– Хитовая, говоришь! Однако она из той десятки, что и Даная, и Мерилин Монро…

– Ага, ещё и Джоконду приплети, – перебил его Горыныч, недовольно мотая головой. – Брось, Тит, не до шуток в самом деле. – Глаза его загорелись. – Мне надо найти такую же, как она. Чтобы точь-в-точь.

– И никаких отличий?

– Да.

Боронок уставился на Горыныча пристальным недоумённым взглядом. Выдержав паузу, опустил глаза.

– Горыныч, – изрёк он, разворачивая плавленый сырок.

– А?

– С какой стати быть при красоте рабом? Я, например, за равноправие. Дама сердца должна быть твоего поля ягода.

– Что же я по-твоему уродины достоин? – обиженно засопел Горыныч.

– Я такого не говорил. Не путай одно с другим. Однако не всё то золото, что блестит. Возьми тех же русалок. Вот где настоящий клад! Неспроста они прячут свой блеск в пучине – душой манят, глубиной натуры.

– Оставь свои бредни при себе! – вскипел Горыныч, негодуя. – Слушать не желаю!

– Ладно, – вздыхая, пожал плечами Боронок. И, заканчивая разговор, протянул другу бутерброд.

Трапеза заняла несколько минут. Покончив с ней, Боронок выглянул во двор. Фигурки пэтэушников сновали туда-сюда.

– М-да-а, – с сожалением протянул он, наблюдая за ними через маленькое закопчённое оконце. – Мала ребятня. Не доросла ещё до подвигов. Придётся ограничиться массовкой.

Горыныч молчал. В данный момент, кроме раздумий о личном будущем, его не волновало больше ничего.

Они спустились с чердака под вечер, когда по наблюдениям Боронка общага заполнилась до отказа всем своим штатным населением.

Пожилая вахтёрша, памятуя о дневном общении, встретила их как старых знакомых. Едва усиживая на своём месте, взволнованно сообщила:

– Пришёл Хейно. Первая дверь по коридору налево.

Боронок улыбнулся. Продолжая разыгрывать из себя загадочного важного гостя, поблагодарил вахтёршу и вразвалочку, увлекая за собой Горыныча, пошёл в указанном направлении. Большая тяжёлая сумка была у него в руке. Перед указанной дверью он остановился, поменял руки и, строго глянув на Горыныча, приказал:

– Мобилизуйся!