Constanta

Ужин был готов. От желающих отведать его не было отбоя. По настоянию Алёны право первой пробы доверили внуку вахтёрши – самому маленькому и голодному. Ободренный ею, он зачерпнул варево ложкой, подул на него и, закрыв глаза, отправил в рот. Мгновение… Суп как суп. Шоколадкой и не пахло. Он открыл глаза, взглянул на окружающих и расплылся в улыбке.

– Вкусно!

Сидя и бойко орудуя вязальными спицами на своём месте у входа за столиком, вахтёрша прислушивалась к всеобщему оживлению. Нечто особенное происходило в жизни общежития. Событие большого городского масштаба. Приезд мастеров. Марш молодёжи утром, днём и вечером. Праздник вне закона и границ. Спасибо, что не забыли про внука и уделили частицу внимания и ему. Кажется, он нашёл себе хороших друзей. Сегодня он был сам не свой, уже несколько раз подбегал к ней из-за общего стола. Большие детские глазёнки блестели, уйма впечатлений переполняла его. Ещё бы! Это тебе не какие-то придуманные индейцы.

Когда за внуком, как обычно, пришла мама, он обнял бабушку и коснулся губами её уха.

– Не надо шакаладки, – жарко зашептал он. – Я наелся.

В ответ она только умилённо покачала головой.

О том, что он остался без подруги, Горыныч вспомнил за пять минут до отхода поезда. Провожающие пэтэушники восторженно толпились вокруг. Три дня, веселясь, он провёл среди них и совсем упустил из виду цель приезда. Оглянуться не успел – пора возвращаться назад, в тоску и холод одиночества. Внезапная перемена в лице Горыныча воспринялась провожающими по-своему. Все, как один, они начали уговаривать его остаться. Беспомощно озираясь, мямля что-то невразумительное в ответ, он колебался. Однако, колебания были напрасны. Достойная пара не объявлялась. Все девушки Таллина, прячась, желали Горынычу доброго пути.

Поезд уходил. Стоя на перроне, пэтэушники махали руками вслед. Волею заезжих мастеров три дня они были освобождены от всех занятий в училище, проходя невиданную и неслыханную доселе духовную и физическую практику. Кончилось совершенствование. Возвращаться на круги своя или припустить по шпалам за поездом? Выбор оставался за ними.

Начало движения. Перекур в тамбуре выдался на редкость холодным. Дым коромыслом, тление табака и никаких эмоций. Горыныч, выглядя безжизненным истуканом, был явно не в духе.

– Что с тобой, Саша? – спросил Боронок, пытаясь проникнуть в скорбный образ друга.

– Сам знаешь, – буркнул Горыныч.

– Нет! – убеждённо затряс головой Боронок.

Горыныч вздохнул.

– Вспоминаю твоё обещание насчёт моей подруги. Ты, кажется, даже слово давал.

– А, подруга, – улыбнулся Боронок с таким видом, словно речь шла о чём-то малосущественном – призрачном объекте, бабочке-однодневке, случайно пригрезившейся во сне.

– Ага, – мрачно подтвердил Горыныч. – Подруга.

– Бывает – разминулись. Зато сколько новых друзей нашёл!

– И что мне теперь с этим делать?

– Дружить. Друзья – это самое лучшее, что у нас есть.

– Подруга нужна, – сквозь зубы процедил Горыныч. – Я всё-таки доверял твоему слову.

– Далась тебе эта подруга! – загремел Боронок, досадуя. – Брось. У тебя есть гораздо более ценное богатство – свобода. Наслаждайся ей. Она, как и настоящая дружба, размену не подлежит.

– Дружба! – Горыныч в сердцах бросил окурок на пол и тут же растоптал его. – Что мне дала твоя дружба? Пьянки с песнями до рассвета, да шишки! Хороша замена, ничего не скажешь.

– Не кощунствуй, – сказал Боронок приглушённым голосом. – Это святое. Так закалялась сталь.

Шумно распахнулась дверь. В тамбур вошёл Чет. Теребя сигарету в руках, попросил прикурить. Пыхнув дымом, посмотрел на друзей, понял, что лишний, и отошёл в сторону.

Горыныч, умолкнув, опёрся спиной о стенку, запрокинул голову и поднял глаза вверх, словно мученик, обращающийся к небу с последней молитвой.

Боронок, покуривая, принялся искоса следить за ним. Пытался ли обмануть его друг? Едва ли. Приходилось признать, какие бы испытания и закалка ни были позади, какой бы крепкой и надёжной не казалась защита, тяжкая минута в один миг ставила всё на свои места. Женская натура во плоти. Нет от неё спасения. Зов вечный.

Боронок бросил окурок. Подошёл к Горынычу и, привлекая внимание, тронул его за плечо.

– А может и правда пробил твой час, – размышляя вслух, произнёс он. – Глядишь, отыщется, блеснёт чешуёй на безрыбье русалка. Предлагаю дождаться вечера и обыскать поезд.

Горыныч сглотнул слюну.

Боронок кивнул в сторону Чета.

– Этого брать с собой не будем, – заявил он. – Курильщик подосланный. Ложный след.

Лицо Горыныча озарила улыбка. Змей воскрес. Утраченное дружеское доверие обретало былую силу.

Темнело. Поезд мчался сквозь белоснежье домой. Стучали, убаюкивая, колёса. В купе было тихо. Среди общей сонливости Алёна увлечённо рассматривала купленный в таллинском универмаге красочный букварь для дошкольников. Одна страница, другая… Постепенно она добралась до буквы «Х», которую представлял большой и добродушный рыжий хомяк. Она невольно залюбовалась им. Нарисован умело, с душой, совсем как живой. Показывая рисунок, поделилась своим впечатлением с сидящим рядом Четом.