Constanta

Да нет, ты не представляешь, – подумала я, и мы отправились в пиццерию неподалеку от университета. В ту самую пиццерию, где я когда-то плакала из-за Довлатова, обедающего со студентками. Как многое изменилось с тех пор! КАК многое! Уже случилось все, во что я отказывалась верить, и даже сверх того. Теперь он мой, несмотря ни на что. И я никогда не откажусь от него. Полезно посещать подобные места, чтобы понять, наконец, такие банальные истины, которые раньше ускользали от тебя. Ускользали, потому что все вокруг им противостояло.

36. Сжимаемость

Сжимаемость – способность вещества изменять свой объём под действием всестороннего давления.

Обожаю еду. Даже если с утра меня еще тошнило, то ныне, убежденная, что это не токсикоз, я готова сожрать буйвола. На радостях заказала себе два куска пиццы, тарелку салата и стакан пива. Ольга пиво брать не стала, да и порции ее всегда были скромны в сравнении с моими.

– За то, чтобы все враги сдохли, – я подняла свой стаканчик и стукнулась со стаканом подруги, в котором был морс.

Мы пригубили по глотку, и только я собралась приступить к еде, как в пиццерию ворвалась Галя. Я подавилась пивом. Она именно ворвалась, будто за ней гнались, и тут же, с порога, стала рыскать глазами по помещению, выискивая кого-то и тяжело дыша. Кого еще она могла искать? Конечно, наткнувшись взглядом на меня, она побежала к нашему столику.

– Галя? – ошеломленно спросила Ольга.

– Яна, ты еще не была дома?

– Че с тобой? О чем ты?

– Я понимаю, что в это трудно поверить. Особенно после всего, чтобы между нами было, – тут Ольга глянула на меня, затем на нее, поднялась и пошла в уборную, – но выслушай меня.

– Говори.

– Только что я была в туалете и стала свидетелем диалога. Я сидела в кабинке и не подала ни звука, пока говорили по телефону. Так что она уверена: никто ее не слышал.

– А я при чем? – я все еще не понимала.

– Говорили о тебе!

– А ты у нас стукач? С каких пор?

– Знаю, все это подозрительно. И я бы никогда тебе ничего не рассказала, если бы это не было так серьезно.

– А что такое?

– Девушка эта, по голосу я не поняла, кто, сказала, что была у тебя на квартире и сделала все, что надо. Так что теперь ты получишь по заслугам или что-то вроде того, а Константин Сергеевич, – тут она сглотнула, а я напряглась, – вернется в семью.

– Что за бред?

– Клянусь.

– Кто мог быть на квартире? Ключи только у меня и у него. Ты уверена, что говорили обо мне?

– Я потому и спросила первым делом, была ли ты дома.

– Галь, я понимаю, между нами многое было. Но если еще и ты с этими гадюками спелась… Не надо мной манипулировать. Мне пока непонятен смысл всей этой аферы, но я подозреваю, это придумалось, чтобы я на квартиру не возвращалась.

– Яна, я серьезно.

– Извини. Я не верю в то, что враги умеют проявлять такую заботу. Никогда человек, которому я причинила столько зла, не станет желать мне добра. Так что нет. Спасибо за попытку, можешь передать им, что все провалилось.

– Значит, не веришь?

– Нет.

– Дура ты, Яна. Я тебя простила еще в больнице. Твой брелок с собой таскаю, потому что поверила, что ты раскаялась. А ты совсем ослепла, не видишь очевидного. Но ладно. Мое дело предупредить, твое – не поверить.

– Спасибо, конечно. Но, скорее всего, ты в чем-то ошибаешься. На квартиру я поеду все равно. Хотя бы потому, что мне больше некуда деваться.

– Пеняй на себя, – злобно сказала она и поднялась.

– Как ты узнала, что я здесь?

– Я тебя тут не раз видела. Сейчас обеденное время, поэтому сюда и пошла наугад.

– А если бы меня тут не было?

– Связалась бы с кем-то из твоих друзей или поехала в общежитие.

– Какое рвение.

– Но ты его не ценишь.

– Потому что верю только собственным глазам. С недавних пор.

– Верь, чему хочешь.

С этими словами Галя покинула наш столик, а затем и помещение. Вернулась Ольга.

– Что она хотела?

– Хорошо сыграла, – задумчиво протянула я, покручивая вилку. – Да так, еще одна подосланная его женой марионетка.

– Уверена?

– Сто процентов. Так на моих чувствах еще никто не играл. Катя все не угомонится. Сначала староста, теперь Галя… Как бы она еще и до тебя не добралась.

– Сомневаешься во мне?

– Нет. В тебе – нет.

– А в ком?

– Валера себя сегодня странно вел.

– Да ладно тебе, это уже паранойя! Ешь лучше, да не думай об этом.

Я посмотрела в тарелку, где лежали два ранее аппетитных, а сейчас еле теплых кусочка пеперрони. Почему же сразу паранойя? Может, вся моя жизнь теперь – паранойя? Верить никому нельзя – так меня учили. Даже самым близким. Это цинизм. Но не верить близким не получается. Мы всегда кричим о предательстве со спины, хотя сами его допускам. Это нормально и закономерно. Сомневаться положено во всем и во всех – здоровый реализм, а не паранойя.

После мы еще немного погуляли, и я поехала на квартиру, а подруга – в общежитие. Дома было пусто и тихо. Квартира не взорвалась, как только я повернула ключ, и даже утюг не упал на голову, когда я толкнула дверь от себя. Вообще ничего. Пусто и безопасно.