Constanta

– Погоди-ка… а тот салон, что ты мне посоветовал… где оказалась его жена… это ведь все не просто совпадение?

– Да. Ты должна была туда прийти по их плану. И увидеть его там, будто он приехал к жене на работу. На самом деле он приехал туда, потому что она ему позвонила и попросила, якобы поговорить о разводе. Вот он и примчался. Но ты должна была подумать, что он приехал к ней просто так. Этого они хотели.

– Убила бы тебя, – для убедительности я показала ему свои руки, – да только такое ничтожество, как ты, не заслуживает смерти. Из-за тебя отравили человека, который дороже мне собственной жизни. Ты это понимаешь? Понимаешь, что мне плевать, если бы отравили меня?! Я должна быть на его месте! Я мечтаю оказаться на его месте сейчас, чтобы он был здоров! С твоего молчаливого согласия чуть не убили того, кто дорог мне больше всех. Живи и мучайся, что предал друга.

Он слушал меня со слезами, держась за скулу. И эти слезы были не от физической боли.

– Не приближайся ко мне. Никогда. – Я подняла с земли коробку, дав понять, что разговор окончен. – Убирайся отсюда и прячься у своей бабы между ног. Можешь передать, что ей крышка. Им обеим.

– Яна! Но я же не знал… я не хотел!.. Прости!

– Ни слова больше! – замахнулась я на него, и Валера закрыл голову руками. – Иначе, клянусь, я весь дух из тебя выбью, сучий потрох!

Круто развернувшись, я пошла к подъезду, одной рукой доставая из заднего кармана мобильный. После того, что выяснилось, хотелось хоть кого-то верного и доброго рядом. Того, кто никогда не бросит, не подставит, не предаст. Я набрала Ольгин номер по памяти.

– Алло?

– Это я. Приезжай ко мне. Очень надо.

– Все плохо?

– Да.

– Я выезжаю.

– Погодь. Пива возьми. Ночевать останешься у меня.

40. Абсолютное движение

Может ли существовать движение не относительно чего-либо, а само по себе и если да, то как определить скорость такого абсолютного движения?

Сейчас у меня повышена подозрительность, и в радиус паранойи попадает даже Ольга. Реальность показывает, что доверять нельзя никому.

Я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что человек, в котором я не сомневалась ни единого мига своей жизни, предал меня из-за женщины, а враг, который из-за меня попал в больницу, предупредил об опасности, позаботился о моем здравии. Да что это такое? Почему мир перевернулся с ног на голову? Почему это происходит именно со мной?

А вот если бы ты думала не только о себе, твердила совесть, ничего бы этого не случилось! Да, я понимаю. Это чистая правда. Мой эгоизм привел меня к веселым последствиям. Если бы я видела перед глазами хоть кого-то, кроме Кости, с тех пор, как с ним познакомилась, сейчас он жил бы припеваючи со своей семьей, а не лежал в больнице. Из-за меня. Все ведь из-за меня одной. Трудно это признавать, но в этот раз все так.

Именно я являюсь тем химическим элементом, который запустил реакцию. Если бы не мое слепое желание быть с Костей вопреки всему, никому бы и в голову не пришло кого-то травить, подставлять, обманывать…

Валеру я оставлю наедине со своей совестью, которая, я богом клянусь, заставила его прийти ко мне с повинной. А вот с Леной и Катей поступлю по-другому. В коробке с личными вещами я нашла Костин сотовый, разбитый при аварии. Аккуратно вытащила сим-карту и вставила в свой мобильник. Уж она-то была целехонька, и она мне как раз и была нужна.

Наибольшую боль врагу можно причинить, если показать, что его победа мнимая. Выиграла я, потому что осталась жива, а она – проиграла, потому что нанесла вред не тому, кому планировала. И я собиралась напомнить ей об этом.

Номер оказался забит в телефонной книжке Кости не так, как я ожидала: вместо «жена» или «любимая», было имя. Я даже подумала сперва, что это может оказаться какая-нибудь другая Катя, но отбросила сомнения и нажала кнопку вызова. Трубку взяли практически сразу, будто держали телефон в руках и ждали звонка.

– Костя?! – столько удивления, вины, сожаления и радости в голосе я еще не слышала. – Костя, ты очнулся? Я сейчас приеду! Почему ты молчишь?

– Не надо, – отрезала я, обрывая этот «радостный» словесный поток, – изображать преданную супругу. Не притворяйся.

В ответ молчание. Потом глубокий судорожный вздох. Она собиралась с силами, чтобы прийти в себя.

– Зачем ты звонишь?

– Узнать, как у тебя дела. Не мучает ли совесть. Как спится ночью. Как смотришь в глаза детям. Что говоришь им об отце, который вдруг исчез.

– Заткнись, тварь. Ты ничего обо мне не знаешь. Не тебе меня судить. Ты не в праве…

– В праве! Еще как в праве, дорогая моя.

– Кто же дал тебе это право?

– Ты.

– О чем ты говоришь?

– О, да неужели? Сыграем в дурочек? Давай я притворюсь, что не знаю, будто токсин – твоих рук дело.

– Что?! – она практически раскололась, тяжело задышав и от одного слова почти впадая в истерику. – О чем ты? Какой еще токсин?

Я засмеялась.