Constanta

Уехать домой этой же ночью я решила, пока Довлатов вез меня в общежитие, беспрестанно держа за руку и ни на секунду не разжимая своей ладони. Мы долго целовались на прощание, ведь только один из нас знал, что мы прощаемся навсегда. Перед тем как выйти из машины, я положила ладонь на его щетину, заглянув в глаза, в которых растеклось благоговение, вызванное моим прикосновением.

– С первого дня нашей встречи мечтала это сделать, – поделилась я, вплетая пальцы в черную бороду. Как я буду жить без всего этого? Как я собираюсь найти в себе силы оставить и забыть этот добрый взгляд, правильные черты лица, вечно растрепанные волосы, этот запах, единственный в мире?

– Не постесняйся ты сделать этого раньше, я был бы только рад, – признался он, перехватив мои пальцы и касаясь их жаркими губами. Как он смотрел на меня в полумгле салона, как просил чего-то этим взглядом! – Иди, не то тебя не пустят внутрь. Я приеду с утра. Дождись меня безо всяких глупостей, – будто предчувствуя мои намерения, попросил он, целуя каждый мой пальчик по очереди…

– Как же мне не хочется уходить, – с горечью прошептали мои губы.

Я понимала, что мы никак не можем расстаться и разойтись каждый в свои углы после того безумия, в котором вместе сгорели. Нас будто связали толстым канатом, разрубить который не сможет уже ничто. И даже если мы найдем силы оторвать друг от друга глаза и тела, если мы преодолеем это притяжение, то мысли наши все равно останутся друг о друге. Словно какая-то высшая, неземная ступень душевного сближения, если не слияния.

Я собираюсь закончить все это, пока не разрослось, но знаю, что мое сердце после этой ночи до самой смерти останется у него… Сегодня я душу свою ему отдала, как дьяволу, в вечное владение.

Проследив, как медленно уезжает его старенький, битый коричневый «форд», я решила все-таки зайти в общагу и забрать свои вещи, чтобы по два раза не приезжать. С Ольгой при этом разговаривать необязательно. Комменда недовольно покосилась на часы, но меня пропустила – видимо, вид у меня был настолько отталкивающий, что лучше вообще со мной не связываться. Едва я поднялась на наш этаж и подошла к нужной двери, слезы покатились безостановочным градом. Ключи были со мной, и я тихо вошла, обнаружив, что Ольга не спит – она сидела за ноутбуком и повернула на меня голову.

– Привет, – произнесла она удивленно.

– Привет, – ответила я.

Дальше я просто прошла к шкафу, открыла его, безостановочно подавляя всхлипы, и стала вытаскивать свои скудные вещички, швыряя их на кровать.

– Довлатов? – спросила она, привстав.

Я сильно закивала вместо ответа вслух, сгибаясь от взрыва боли внутри и опираясь одной рукой о дверцу шкафа. Тот, кто сказал, что душевная боль никогда не сравнится с физической, просто представить себе не может, насколько они похожи. Ольга поддержала меня, не позволив упасть, отвела к кровати. Я села, схватившись за голову – хотелось рвать на себе волосы от отчаяния.

– Рассказывай, – заявила она.

– Нет, – я поднялась на ноги, вытирая лицо и шмыгая носом. – Я уезжаю домой.

– Ты не расскажешь мне, что произошло? – ошеломленно поднимаясь следом, спросила она.

– Нет, – я покачала головой. – Потому что я неблагодарная свинья, и тебе должно быть все равно на мою жизнь.

– Яна, не будь такой злопамятной!

– Вот видишь, я вообще дерьмо – неблагодарная, еще и злопамятная… к тому же тупая и доверчивая. Сдохнуть хочу, – я села обратно, понимая, что никакого разлада с Ольгой уже и в помине нет.

Она, как прежде, положила руку мне на плечо, и я поведала ей все. Ольга даже заплакала – вместе мы в голос поревели, а потом подруга помогла мне собраться и проводила на вокзал. Она, как это ни странно, для вида поспорив со мной поначалу, в итоге полностью со мной согласилась во всем относительно Довлатова и пообещала завтра как-нибудь не попасться ему на глаза, если он вообще приедет.

В два ночи я была дома. Будить никого не стала – просто свалилась на кровать замертво и уснула, ни о чем стараясь не думать. Было больно. Было противно. Было невыносимо. Было так, как было всегда, когда я начинала кого-то любить.

29. Энтропия

Энтропия – понятие, впервые введённое в термодинамике для определения меры необратимого рассеяния энергии.

Стоит ли говорить, что дома никто понятия не имел, почему я приехала?

Думаю, и так ясно, какие у меня отношения в семье: делиться с ними чем-то личным не имело смысла. Так было спокойнее – и мне, и им. Все поверили на слово, что у нас отменили занятия по выдуманной мною, но очень достоверной причине, и порадовались неожиданному визиту.