converted file c4f5bee8

1

Оформить подписку на мои книги можно здесь – http://www.a-smirnov.ru/subscribe/

Андрей Смирнов

УРАГАН

Через сорок тысяч лет скитаний

Возвращался ветер к старой маме…

«Агата Кристи»

1

...Уже отужинали, уже Элиза помогла ей раздеться, и, поправив одеяло, поцеловав в лоб и

пожелав  спокойной  ночи,   ушла,   уже   было  слышно,   как   за   окном   тишина   объяла   поселок,   как

утихли последние полупьяные голоса, перемешанные с музыкой и смехом (сегодня в доме Кларина

праздник,   справили  свадьбу   его  среднего   сына),   а   Лия   все   ждала,   когда   же   темнота,   наконец,

расступится и краски вернутся в ее мир. В мир, с детства заполненный только звуками, запахами и

ощущениями...

...Станет светлым-светло, и Лии не будет там, где дрожит на ветру старый дом, где под

босыми ногами скрипят половицы, где мать ласково проводит рукой по ее волосам, где гуляют

сквозняки, а из кухни пахнет теплом, луком и просяной кашей... Где мяукает Рыжик, когда трется о

ее ноги, где из полуоткрытого окна часто долетают обрывки чужих песен и лоскутки чужих бесед

и слов, где бесконечными ночами не слышно ничего, кроме ветра, терзающего древесные кроны...

Хорошо,   что   это  не   случилось   с   ней   за   ужином   или   чуть   позже,   когда   Элиза,

обеспокоенная   мнимым   недомоганием   своей   приемной   дочери,   поднялась   с   ней   наверх.   Лия

терпеливо выслушала все ее вопросы, и, отвечая на них, старалась, чтобы голос звучал естественно

и непринужденно. Нельзя было дать понять матери, что Лия с нетерпением ждет, когда Элиза

оставит   ее   одну,   как   невозможно   было   и   объяснить,   почему   она   сбежала   от   беседы,   обычно

следовавшей за ужином. Лия всегда любила это время, любила неторопливый размеренный голос

Элизы,   рассказывавшей,   где   она   была   и   что   видела   за   прошедший   день,   любила   тепло   и

умиротворение, и пересказ редких сплетен, и сказок, и историй, которые она знала уже наизусть.

Но сегодня нельзя было медлить, требовалось как можно скорее остаться одной, и она без всякого

сожаления отказалась от общения с Элизой, по сути — от единственного ее развлечения в эти

долгие, скучные летние дни, заполненные лишь ее собственным одиночеством... Хотя Элиза и не

являлась ее родной матерью, Лия не знала другую: всю жизнь, сколько себя помнила, она провела

в этом большом ветхом доме, под присмотром прекрасной, удивительной, доброй и терпеливой

женщины. Поэтому Лия не хотела ее снова пугать — так, как напугала полтора года назад, в такой

же тихий и умиротворенный вечер. Тогда за окном мели метели, и   это  пришло неожиданно и

властно, и Лия даже не успела заметить, как перестала сидеть близ натопленной печи и слушать

голоса вьюг и морозов, норовивших через щели пробраться внутрь изгрызенного временем дома,

прогнать тепло и заставить умолкнуть двух женщин, беседовавших у огня... Миг — и ничего не

стало; привычные звуки, привычные запахи, привычная беспроглядная темнота, привычный голос

Элизы   —   все   это   уступило   место   водопаду   цветов   и   красок,   и   мир   заполнился   странными

предметами,   которых   она   не   слышала,   не   чувствовала,   не   касалась   руками,   но   которые

воспринимала так же отчетливо, как и себя саму (возможно, даже более отчетливо — ведь в этот

миг она забыла о себе), и предметы в этом огромном, волнующем мире отличались друг от друга, и

так было потому, что они были разными не только по форме, но и по цвету. Больше всего было

того цвета, который Лия втайне про себя решила считать голубым — она знала со слов Элизы, что

этот цвет имеет чистое от облаков дневное небо. Она смутно помнила, что сейчас — поздний

зимний вечер, а значит — небо не может быть голубым, оно должно быть черным, и тот цвет,

который она видит, скорее всего, не голубой, а называется как-то иначе, но рядом не было никого,

кто мог бы ее одернуть и сказать: «Ты говоришь неправильно», поэтому она начала называть цвета

и краски так, как хотела. Место, где она очутилась, показалось ей похожим на высокий полог,

2

раскинутый над извилистыми коридорами, и она бежала над ними, по узким тропкам, которыми

стали для нее вершины стен лабиринта, а иногда оказывалась внизу, внутри, в загадочном дворце с

прозрачными   серо-голубыми   стенами   и   стеклянными   колонами,   наполненными   жидким

серебряным огнем. Теперь это место было ей хорошо знакомо — всегда, или почти всегда, когда к

ней   приходило   виденье,   именно   отсюда   она   начинала   свое   путешествие.   Узкие   коридоры   с

множеством острых углов, ложных тупиков и головокружительных поворотов рано или поздно

заканчивались,  и за  черной бронзовой аркой простирались ветра,  и волны,  деревья  и  замки,  и

облака, и острова, и скалы, и лестницы, сотканные из солнечного света, и большие добрые звери,

живущие в изумрудных лесах, и живые, светящиеся, как слезы, красивые драгоценные камни. Она