converted file c4f5bee8

женился. Его сын, здоровенный детинушка — кровь с молоком — вот уже второй год собирался

завербоваться   в   солдаты,   но   Ставл   каждый   раз   отговаривал   его.   Ставлова   дочка,   Февла   —

худощавая, угловатая, с рябым лицом — давно засиделась в девицах. Польститься на нее можно

было только в густых сумерках и только как следует набравшись…

— Надо бы заглянуть туда сегодня, — вслух размышляла старуха. — Расспросить толком,

что да как... Ну, и на невесту глянуть: хороша ли? А то Ульрика и рассказать мне толком ничего не

успела. Самой надо посмотреть — любопытно, ужас!.. Да и молодых поздравить...

Ульрикой   звалась   одна   из   тех   немногих   женщин,   которых   связывали   с   Элизой   почти

дружеские отношения. В деревне Элизу не любили, хотя относились терпимо. Их с Лией дом стоял

на отшибе, они были бедны, в то время как большинство селян пребывали если не в достатке, то,

по крайней мере не испытывали постоянной нужды в куске хлеба. Жизнь этих двух женщин мало

кого   интересовала:   Элиза   Хенброк   —   седая   старуха   с   темный   прошлым,   а   Лия   —   слепая,

молчаливая   и   замкнутая   девушка.   У   нее   была   стройная   фигура,   но   ее   лицо,   обезображенное

застарелыми шрамами, никто бы не назвал красивым.

— Собираешься что-то печь? — Спросила Лия.

—   Да.   Вот,   думаю,   испеку-ка   я   хлебца...   Давно   мы   с   тобой,   дочка,   теплого   хлебца   не

кушали...

— Мама?

— Да?..

— Где ты взяла муку?

— Ульрика дала немножко.

Они   были   бедны,   и   с   каждым   годом   беднели   все   больше.   Старый   двухэтажный   дом

пустовал — всю мебель, кроме их кроватей, кухонного стола, двух табуреток и любимого кресла

Лии, Элиза давным-давно продала. Элиза уже не могла, как в молодости, работать от зари до зари,

чтобы прокормить двоих. Дом ветшал — и некому было починить протекающую крышу, поставить

новые   ставни,   законопатить   щели,   из-за   которых   по   комнатам   постоянно   гуляли   сквозняки...

Добрые поселяне, вроде той же Ульрики, помогали им — но есть предел всякой помощи, черта, за

которой даже немногие добрые соседи станут избегать их и с сожалением разводить руками в

ответ   на   униженные   просьбы   Элизы.   Последняя   иногда   со   страхом   думала   о   том,   что   будет

дальше,   когда   прожитые   годы   совсем   согнут   ее,   и   окончательно   превратят   в   беспомощную

старуху. Она боялась не столько за себя, сколько за Лию — что станется с незрячей девочкой в

этом бездушном мире, безразличном к человеческим бедам? Мир не жесток, но он и не добр —

ему просто нет до нас дела. Священники могут говорить о том, что Князья Ада — родоначальники

5

любого   зла,   а   пресветлый   Джордайс   источает   лишь   благо,   но   к   земле   —   и   в   этом   Элиза,

разменявшая уже шестой десяток лет, была твердо уверена — ни обитатели ада, ни Джордайс не

имеют   никакого   отношения.   Нет   никаких   злыдней,   которые   бы   строили   против   людей   козни:

людьми   правит   судьба,   и   каждый   в   конце   концов   получает   именно   то,   что   заслужил   —   но

происходит   так   не   потому,   что   наверху   есть   кто-то,   кто   карает   грешников   и   награждает

праведников, а лишь потому, что ты все равно не унесешь больше того, что сможешь поднять...

2

...Когда Элиза была молода, у нее был возлюбленный, Карэн.

Любила ли она его? На этот вопрос не смогла бы ответить и сама Элиза. Спроси ее — и она

скажет (если не солжет), что любовь — слово из книг и выдуманных историй. Это слово поэтов,

глупцов   и   лицемеров.   Нравился   ли   Карэн   Элизе?   Да.   Он   был   красив,   молод,   хорош   собой,

остроумен   и   приятен   в   общении.   Он   был,   что   называется,   «первым   парнем   на   деревне».   Все

подруги Элизы втайне завидовали ей — но никто не пытался отбить у нее Карэна. Непросто отбить

парня у первой на деревне красавицы.

Она не была застенчивой или чересчур бойкой девушкой. Она могла дать отпор любому

насмешнику   (или   насмешнице),   но   могла   быть   и   мягкой,   как   шелк,   и   искренней,   и

снисходительной. Она не любила утешать других, не любила взваливать на себя их беды и заботы,

но умела понять чужое горе; одна ее улыбка могла подарить надежду, прогнать отчаянье и вернуть

веру в себя. Неоднократно она брала под свое крыло девиц более робких и не таких красивых, как

она, и среди них она предпочитала выбирать себе близких подруг, прекрасно понимая, что такие не

предадут и не обманут. Парни были без ума от нее, девушки — завидовали…

Всем казалось, Карэн и Элиза идеально подходят друг другу. Впоследствии, вспоминая

свою юность, она будет думать, что это было самое счастливое время в ее жизни, будет внушать

себе, что она любила Карэна, что все могло быть иначе... И будет лгать сама себе. Она не любила

Карэна — иначе не ушла бы от него. И уж конечно, это не было самое счастливое время в ее

жизни. Самое счастливое время будет потом, в замке графа Эксферда, когда ей станет казаться, что

все ее мечты осуществились и она начинает новую, необыкновенную, сказочную жизнь — жизнь