Cosa Nostra история сицилийской мафии

Затем и другие связанные с банком люди воспользовались этим жульническим методом как надежным средством личного обогащения. Если стоимость акций поднималась, заемщик мог, раскрыв себя, попросить банк распродать их и забрать прибыль. Если же стоимость акций падала, в банке оставалось множество обесценившихся акций, а когда дело доходило до погашения ссуд, спрашивать было не с кого. Таким образом анонимные заемщики всегда выигрывали, а Банк Сицилии всегда оставался в проигрыше. Помимо этого, у следственной комиссии появились серьезные подозрения, что в структуры банка проникла мафия.

За несколько недель до убийства, вместе с утечкой сведений о результатах проверки банка, появились слухи о том, что Эмануэле Нотарбартоло снова вернется в Банк Сицилии. Поговаривали, что сам Нотарбартоло предложил властям проверить деятельность банка. Многие связанные с Банком Сицилии высокопоставленные деятели имели все основания опасаться возврата прежней финансовой дисциплины. Возможно, Нотарбартоло убили, чтобы защитить интересы связанных с банком коррупционеров?

Когда 11 ноября 1899 года начались слушания в суде, аура скандала в высших кругах, окружавшая дело об убийстве Нотарбартоло, успела привлечь к нему значительный интерес публики. Однако на скамье подсудимых оказались лишь двое железнодорожников. Панкрацио Джаруфи был кондуктором последнего вагона. В его обязанности входило, в том числе, следить за тем, не выпало ли что-либо по пути из поезда. Он заявил, что не заметил ничего подозрительного, тогда как полицейские утверждали, что убийцы не выбросили бы тело Нотарбартоло из поезда, не убедившись предварительно в том, что Джаруфи готов закрыть на это глаза. Еще большие подозрения вызывал билетер Джузеппе Каролло. Ему полагалось выходить на каждой остановке и, проходя вдоль поезда, объявлять название станции, поэтому обвинить его в убийстве не представлялось возможным. Однако без билетов убийцы не сели бы в поезд; кроме того, они не затаились бы в купе в ожидании отправления, не будь у них уверенности в том, что есть человек (прокурор утверждал, что это именно Каролло), которому поручено сделать так, чтобы им никто не помешал.

Первые пять дней на суде царила полная неразбериха. Два железнодорожника путались в собственных показаниях, выказывали немыслимые провалы памяти и сами себе противоречили. Они отрицали даже то, что знакомы друг с другом, хотя жили в пятидесяти метрах один от другого. Особенно неприятное впечатление производил несколько раз менявший свои показания билетер Каролло. Один из присутствовавших на суде корреспондентов описывал его бегающие глазки на вытянутом, желтоватом лице, скорее напоминавшем лисью, морду». Большинству сторонних наблюдателей казалось cовершенно безнадежной задачей определить, кем являются двое обвиняемых: убийцами, сообщниками или невинными свидетелями, которые куда больше тюремного заключения боятся последствий того, что их показания станут для кого-то обвинительным приговором.

Полной противоположностью было поведение сына жертвы, Леопольдо Нотарбартоло, который давал показания 16 ноября. Одетый в военно-морскую форму, высокий й подтянутый, он поднялся на место для свидетелей и так гордо вскинул голову, что многим показалось, будто он смотрит на суд свысока. Свой на редкость длинный нос и темные глаза с тяжелыми веками он унаследовал от отца. В низком голосе юноши слышалась мягкая, но непреклонная убежденность, которая поначалу сбивала с толку присутствующих. Но через некоторое время честность и прямота свидетеля заставили забыть о якобы имевшем место неуважении к суду. Сказанное Леопольдо Нотарбартоло ошеломило суд и сделало имя юноши знаменитым. Его показания превратили это уголовное дело в один из самых знаменитых судебных процессов итальянской истории. «Я считаю, — заявил Леопольдо, — что убийство было вендеттой и что единственный человек, который ненавидел моего отца, это член парламента коммендаторе Раффаэле Палиццоло. Я обвиняю его в том, что он был заказчиком этого преступления и в том, что по его приказу совершены это и другие убийства».

После столь громкого заявления Леопольдо изложил свое мнение о доне Раффаэле Палиццоло и поведал историю его длительной борьбы с отцом. Эти двое познакомились еще молодыми людьми, ведь Палермо- небольшой город. Вражда между ними вспыхнула вскоре после того, как в 1873 году Нотарбартоло стал мэром и заставил Палиццоло вернуть деньги, которые тот похитил из фонда закупок хлеба для бедняков.