CoverUP

Гера искал Тумбу. Он знал, что милиция пыталась выследить пса, но не нашла. Гера был рад этому обстоятельству. Потому что при любом раскладе чувствовал себя предателем. Напуганный Яськиными прогнозами, он сдал своего старинного друга. Пришел в отделение и написал заявление. И подпись свою поставил, старательно выписывая каждую закорючку. Прямо сказать, он поставил Тумбу прямо под пули. В голове у Геры крутилась страшная картина: Тумба, распятый на грязной серой стене под дулами автоматов. «Взвод, готовсь! Пли!». И мохнатое ушастое тело конвульсивно дергается под пулями и медленно оседает на землю.

Душа Геры разрывалась и от своего предательства, и от непереносимости после этого жить дальше, и от жалости к мохнатому другу.

И ещё немного от обиды. Почему Тумба так поступил с ним? Почему накинулся, словно дикий зверь на Геру, который всегда угощал его пончиками, оставшимися после трудового дня? Он чесал ему колтуны за ушами, разговаривал с ним бесконечными южными вечерами, особенно долгими, когда поговорить не с кем, доверял псу самые сокровенные свои тайны…

Гера передвигался по знакомым улицам странными зигзагами. Он заглядывал во все места, где любил валяться Тумба, парень всегда находил пса на каком-нибудь из них. И Тумба всегда, абсолютно всегда был рад видеть его. По крайней мере, он начинал усиленно вилять хвостом и высовывал свой розовый язык так далеко, что, казалось, он вот-вот начнет лизать парню лицо. До этого, правда, никогда дело не доходило, Гера, конечно, никогда не допускал этого, но ведь намерения-то у мохнатого друга явно были. Что, несомненно, говорило о том, что чувства, по крайней мере, были взаимны.

Парень заглянул в дыру под бетонным забором у дома Людмилы Степановны, на источник под тремя березами, в дыру между гаражом и забором у Михаила Сергеевича. Везде было пустынно.

Он было совсем уже отчаялся. Но, возвращаясь домой, у самой своей калитки услышал тихий то ли плач, то ли стон. Гера насторожился, зашел во двор и тут увидел Тумбу. Вернее, печальное создание, которое осталось от жизнерадостного пса.

Тумба лежал под крыльцом на самом солнцепеке, очевидно, уже не имея сил отползти чуть дальше в тень раскидистых кустов, что находились буквально в нескольких шагах от него. Шерсть, обычно задорно и непринужденно свалявшаяся, но не терявшая блеска и даже некоторого определенного собачьего лоска, сейчас выглядела потрепанным драным половиком. В ней не было и намека на живой свет пусть чумазой, но независимой собаки. Даже за несколько шагов Гера увидел, что уши и глаза у Тумбы гноятся, а нос сухой и горячий, что, как всем известно, выражает состояние очень неудовлетворительного собачьего здоровья.

Гера, конечно, очень обрадовался, с одной стороны, но с другой, испугался столь плачевного состояния пса, а с третьей стороны вообще, помня свою последнюю встречу с четвероногим другом, как-то опасался подходить близко. В этот момент его нерешительности Тумба приподнял больную голову, чуть шевельнул хвостом и попытался встать. Это движение, выражавшее последнюю степень собачьей преданности, настолько растрогало Геру, что столь необходимое в нашем жестоком мире чувство самосохранения оставило его, и парень кинулся к мохнатому поникшему комку.

Он осторожно гладил его, смотрел в виновато-испуганные круглые глаза, а Тумба только тоненько повизгивал и всем своим видом выражал глубокое сожаление о случившемся.

— Что произошло с тобой, Тумба? — со слезами на глазах спрашивал Гера его тихо, но тот только скулил, повизгивал и сожалел.

Гера задумался. Он не может вызвать ветеринара. Потому что он сам написал заявление, и все профильные службы города знают приметы бешеного пса, блуждающего по окрестностям. Разве он может теперь пойти и сказать: «А, я ошибся, это был совершенно другой пес»? Или «Мне показалось, и это я сам себе порвал штанину и прокусил ногу»? Нет, он не может объяснить это происшествие, не вплетая туда Тумбу. Значит, в первую очередь, пса нужно спрятать. А потом уже, если ему удастся поставить Тумбу на ноги, он разберется со всем остальным. Пусть даже он будет выглядеть идиотом в глазах окружающих. С этими мыслями Гера не без труда приподнял обессилевшее тело пса и с трудом, но потащил его в дом. В свою комнату, пока бабка не вернулась с базара и не устроила истерику по поводу нахождения в доме не просто посторонних, а посторонних четвероногих, хвостатых и, что самое ужасное, явно больных.

При этом Гера про себя пытался перевалить свою предательскую вину на Яську, которая и надоумила его написать заявление, совершенно при этом не понимая, в какое ужасное положение она поставила его, Германа.

* * *