Crazy

Я как стояла, только голову повернула — Самарин! Красный, потный, но почему-то дрожит, и зубы стучат:

— Так я спрашиваю, алгебру дашь?

Глядит. Я тоже гляжу. Молчу. А потом как пустилась ржать. До коликов, до слёз. За живот хватаюсь, из глаз льёт. Самарин растерялся, тоже начал подхихикивать. Но ему быстро не до смеха сделалось, когда понял, что я остановиться не могу. Он тогда на ладошку свою задумчиво так посмотрел, потом как размахнётся и меня ею по щеке — шварк!

Я вмиг умолкла. Он тоже. Опять друг на друга пялимся. Потом я ему:

— Завтра дам. Алгебру… Спасибо.

* * *

На следующий день я проснулась с температурой. Мама запаниковала, что это вирус, в школу не пустила. И спасибо ей огромное: мне не пришлось ничего выдумывать, чтобы туда не идти. Только никакой это был не вирус. Это мой организм больше жить не хотел. Плохо ему было!

Безысходность — страшное чувство. Глухое, как стена. Вот, кажется, сейчас забрезжит, замаячит. Ты — туда, всем своим измученным, перепуганным сознанием и — лбом слёту в твёрдое. Врагу не пожелаешь!

Несколько раз днём звонил телефон. Мама подходила, но в трубке молчали. Не то, что не соединилось, или какие неполадки в связи. Именно молчали. Дышали. Мама решила, что мелкие развлекаются.

А был бы это Иван! Я его лживый голос даже и слушать бы не стала. Только: «Предатель». И вежливо положить трубку, без лишних эмоций.

Да, мечты, мечты… К полудню я от этих «лишних эмоций» уже готова была узлом завязаться. Или лопнуть. В таких случаях человека спасает только работа. Я это знаю и по себе, и по папе. Если у него неприятности, жди в доме гранд-ремонт. Мне, конечно, ремонтировать не в тему. А вот написать письмо Ивану — самое то. Как я его писала — просто киноклассика. Гора бумаги на столе, гора бумаги на полу. Мама заглянула, спросила, что сочиняю. Я ей честно призналась: «Любовное письмо». Она за шторы заглянула, форточку проверила, нет ли сквозняка, и ушла. Получается, я любовных писем писать не могу? Эх, мама!..

А я могу! Вот последний вариант: «Иван! Ты — единственный человек, которому верила. Теперь тебя нет. Прощай». Больше ничего. Про разбитое сердце, чувства, подлость, гадости про Юльку, какие-то воспоминания, обещания — всё отправилось под стол. Если Ивану не нужна я сама, зачем ему мои каракули?!

Письмо меня удовлетворило минут на тридцать, пока в голове не перемололись различные ситуации, мною же и придуманные. А потом наружу полезло внутреннее Я: «Писательница! Кто тебе обещал любовь до гроба? Это ТЫ влюбилась по-уши. Не ОН. Он никогда не говорил тебе ничего, даже не намекал. Вы всегда были просто друзьями. По парку гуляли, занимались вместе, в театр сходили, на выставку. Кстати, вместе с Юлькой. Да, мерзко, подло, если в глаза — „Аля“, а за глаза — „Мойдодыр“. Но, если честно, не такой уж это и грех. И с Юлькой он имел полное право целоваться. И прикоснуться к нему ты не можешь, шарахаешься, заразы боишься, а Юлька — пожалуйста. И красивее она, и не глупее, хоть и списывает!»

Я когда это про себя поняла, у меня температура ещё больше подскочила. Голова стала, как утюг. Ну и пусть! Со вчерашнего вечера такие мелочи меня больше не волновали. Да хоть холера, хоть проказа! Хоть дохлую кошку съесть и водичкой из болота запить!

Я записку порвала и перекинулась на Юльку. Не Иван — она знала, что я влюбилась! С самого начала. Знала, что у меня больше нет никого. А сама в кафешку пошла целоваться. Иван — не предатель. Он никто. Предатель — Юлька. Единственная подружка. Прямо как в женском романе. Там с лучшими подругами всегда проблемы.

Кстати, о проблемах — школа! Разве это возможно — прийти, сесть рядом с Иваном, решать какие-то задачи, отвечать на вопросы, читать… Да я дышать рядом с ним не смогу! Он будет пахнуть одиноким подснежником и греть моё плечо своим теплом, а мне — вспоминать, как он с Юлькой?..

От расстройства я ухнулась на диван и… уснула.

Разбудил меня телефон. Мама, бегавшая к нему весь день, наверное, куда-то вышла, и он всё звонил и звонил. Я сперва подумала на малышню и решила не подходить. Звонок затих, но минуты через три телефон затрезвонил снова. Кто же это такой настойчивый? Пришлось вставать.

Уже поднимая трубку, поняла, что это — Юлька. Как такое происходит — не знаю, но со мной случается часто. Ещё, бывает, вспомнишь про человека, с которым давно не встречался — он сразу же и объявится. Мистика!

Насчет Юльки я не ошиблась. Вот только голос у неё был какой-то странный, осторожный голос:

— Аля? Ты?

Пока она эти два слова выговаривала, я героически одерживала над собой победу: отвечать не хотелось, но и молчать было — глупее не придумаешь. Конечно, если бы Юльку больше никогда в жизни не видеть — молчи, сколько влезет. Но когда в одном классе учишься? Я ответила:

— Да. Что надо?

Кажется, моя лаконичность её удивила.

— А… э… Ничего. Просто.

— Это хорошо, когда просто. Обычно получается сложно.

— Аль, ты чего?

— Тоже просто.

— Почему в школе не была?

— Мама не пустила, — тут я была сама честность.

— Мне Самарин говорил, что вчера тебя на мосту влюблённых видел, и ты…