Crime Story № 5

— Р-р-родинку! — прогремел Мастодонт так, что вздрогнула девица с грызуном. — Ее родинку в форме листа клевера! Ах, я чувствовал, чувствовал, что не нужно было знакомить Настеньку с этим похотливым извращенцем! — простонал он. — Она молода, она ветрена, темпераментна, в конце концов! Конечно, она увлеклась! Но этот мер-рзавец! — Голос его прокатился по старому залу библиотеки как громовой шар. — Имел наглость сунуть мне свою бесстыдную книжонку с дарственной надписью! «Покорителю стихотворного Олимпа от покорителя женских сердец!» Разумеется, я его стукнул книжкой, — обыденно добавил он. — Каждый из вас, друзья, поступил бы так же.

* * *

Книга оказалась за одной из фотографий. Аккуратно лежала на табуретной ножке между стеной и оборотной стороной снимка. «Я почти угадала, — подумала Маша, глядя, как достают «Под грудью Маты Хари», угол которой был испачкан темным. — Мне хотелось самой спрятаться за этой дикой рамкой, а Рокотов придумал спрятать туда книгу».

— От души он его приложил, — покачал головой Корольков, рассматривая угол «Маты Хари». — Но это, конечно, чистая случайность — так ударить, чтобы убить острым углом книги. Помнишь историю, когда женщину нечаянно убили носом бумажного самолетика? А книга — это вам не самолетик, граждане.

— Висок проломить — много силы не надо, — пожал плечами Георгич. — А ревность, знаешь ли, добавляет этой… экспрессии.

— Смотри-ка, даже недолгое общение с писателями обогатило твой словарный запас, — невинно заметил Корольков. — Надеюсь, стихов писать не начнешь?

— Типун тебе на язык, — испугался Георгич. — Чтоб тебе ночью «Война и мир» приснилась! Меня и так Катька еле терпит, а если я еще стихи писать начну, точно выгонит.

— Значит, все-таки дело было в рукописи, — задумчиво сказала Полина Лебедева, когда они с Машей шли к метро под тихим неторопливым снегом. — Как же Распутинский так неосторожно проговорился про родинку?

— Творческий человек, — снисходительно заметила Маша. — Витал в эмпиреях, до дел земных не опускался.

— А мне кажется, как раз опускался. И специально вставил эту родинку, зная, что в зале будет сидеть муж его любовницы. Только недооценил степень ярости, в которую может впасть Рокотов.

— Может быть, и так, — согласилась Маша и остановилась.

Около витрины супермаркета зеленела елка в кадке — живая, аккуратная, с одной-единственной игрушкой на мохнатой ветке — веселым человечком в длинном разноцветном колпаке. Человечек показывал Маше нос, и улыбка на его физиономии была ехидная.

— Ты на следующее чтение придешь? — спросила Полина.

— А кто там будет? — опасливо поинтересовалась Маша. — Опять какой-нибудь эротоман? Тогда спасибо, не надо. Я хочу писать для детей, а не участвовать в детективах. Не мой жанр.

Лебедева рассмеялась и покачала головой.

— Коринна обещала, что приведет Светлова. Ты знаешь Игоря Светлова?

— Мы приклеим шишке ножки, — сказала Маша, — мы приклеим шишке ушки.

— И покрасим желтой краской шишке спинку и живот! — подхватила Полина.

— Мы привяжем к ней немножко белых перьев из подушки.

— Нарисуем шишке глазки.

— И лошадка…

— Оживет! — хором закончили они, смеясь и шагая в ногу к станции, до которой оставалось совсем недалеко.

Снег падал на них по-прежнему неторопливо и важно. На елке возле дверей супермаркета покачивался разноцветный человечек в длинном колпаке, и теперь было видно, что улыбка на его лице не ехидная, а просто веселая. И что он подмигивает одним глазом.

Галина Романова Второй подарок судьбы

Она ненавидела запах хвои. И не столько самой хвои, сколько запах свежеспиленного дерева. Ее мутило всякий раз и выворачивало, стоило зайти в лифт с кем-то, кто держал в руках новогоднюю ель. Приходилось отворачиваться и закрывать варежкой нос, чтобы пряный сочный запах мохнатой хвои и сочащегося смолой древесного спила не будоражил воспоминания.

Когда же она перестала любить самый дорогой свой праздник? Тогда, когда за праздничным столом она осталась в полном одиночестве и выла под бой курантов, комкая край нарядной скатерти? Или как раз в тот неожиданный момент, когда ударил ей в нос этот самый запах свежеспиленного дерева, пришло отвращение? Точно и не скажешь. Все смешалось, наслоилось друг на друга, и отделить теперь одно ощущение от другого вряд ли возможно. Да и не хочется, если честно, опять больно очень будет.