— Грубит? Ой, не знаю. Как такой мальчик может грубить? С детишками в школе утренники проводит, он сам мне сказал утром. И вдруг — грубит! Наговариваешь ты на свое дитя, Сереженька, — тетя Наташа погрозила ему пальцем, провожая до двери.
Он споткнулся, медленно повернулся и, уставившись на соседку неестественно вытаращенными глазами, прошипел:
— Что он проводит с детишками в школе?!
— Утренники! Он сам сказал! — Тетя Наташа от вида его перекошенного страхом лица даже попятилась.
— Вы спросили, а он сказал, — подытожил Панкратов. — А что заставило вас спросить его об этом, тетя Наташа? Чем таким забавным удивил вас мой сын, что заставило вас ему поверить?
— Так он в костюме Деда Мороза был, Сереженька! Летел сломя голову из школы, потому что поздно уже было. Летел домой, подол в руках держал от морозовской-то шубы, глазенки испуганные… Боялся, наверное, что припозднился. Забавный мальчик…
Забавный мальчик! Очень забавный мальчик его сын, по совместительству — преступник, которого разыскивает вся городская милиция! Очень забавный мальчик: состоял в шайке бандитов, которых в тот вечер спугнули. И они бросились все наутек, кто куда. А он вот поспешил к себе домой. Влетел на этаж, начал открывать дверь. За этим его и застукала Настя и, памятуя обо всем, что писали в предостерегающей статье, тут же проявила бдительность. Она бы подняла шум, непременно. Она бы разоблачила преступника, который ковырялся в замке чужой квартиры, намереваясь ее ограбить. Это понимали все, включая Ленку, которая поднялась за ними следом с тяжелой металлической крестовиной для новогодней елки. Она не могла не узнать своего родного сына, если его успела узнать Настя. И первое, что она сделала, пытаясь его защитить, — ударила соседку что есть сил по голове, прокравшись за спину и поднявшись на ступеньку выше. Потом, чтобы не привлечь ничьего внимания, пока Тимоха стоит, роняя сопли на пороге, она открывает дверь соседской квартиры. Втаскивает туда пострадавшую. Прикрывает дверь, опустив ключи себе в карман. А потом…
Потом начинаются разборки с сыном, затянувшиеся до его прихода. Поэтому-то она и сидела в гостиной на диване, забыв переодеться и снять сапоги. Разборки ни к чему не привели. Происшествие решили сохранить в тайне. Он ведь им не защитник! Он ведь может и под суд их обоих оттащить! Честный ведь, гад!
Все было так или почти так. Осталось снять показания с пострадавшей, и дело можно отправлять…
Боже!!! Что же ему делать-то, боже, подскажи! Удавиться, что ли, от беды такой?..
— Рехнулся, что ли, идиот! — попытался заорать на него Ваня Воронин, но язык его почти не слушался, вышло неубедительно. — Удавиться он собрался!
— А как жить-то дальше, как? Промолчать?! А что дальше? Он же — поганец — и дальше начнет творить дела и сядет в конце концов. А Ленка! Сука, что натворила, а! Они же меня без ножа зарезали, Ваня! — Панкратов уронил голову на руки и замотал ею из стороны в сторону. — Что делать-то, Ванька?! Промолчать не могу! Не промолчу — их отдадут под суд! Хоть и сволочная, но семья же! Сын он мой, Ванька!
Они пили уже четвертый час. Пило много и зло, почти не чокаясь. Обмывать было нечего. Заливалось страшное горе, которое случилось у Панкратова. Ванькой было предложено три десятка вариантов, и ни один из них не устроил друга. Потому что утаить это от следствия он не мог. А не утаишь…
— Ладно, давай завтра ты у меня поспи, к Насте своей сходи. Она ведь пострадавшая. Может, уговоришь ее не подавать заявление, коли все так.
— Я не могу ее об этом просить, идиот! — пытался орать Панкратов и тут же задыхался от резкой боли в груди. — Как я могу ее просить об этом, что ты городишь?!
— Молча, твою мать! Попросишь — одним висяком будет меньше. Ты не попросишь — я попрошу! А с этим Дедом Морозом мы как-нибудь… Замнем может, а? Вон прокурорский сынок в прошлом году сбил человека на пешеходном переходе. Насмерть сбил, Сереж, пьяный был вдугаря. А дело даже заводить не стали.
— Ты меня с этой гнидой не равняй! — кулак Панкратова навис над Ванькиной головой. — Я откупиться не могу, да и… Да и нечем. Они же столько квартир вскрыли, Ванька! Это же такая сраная статья! А посадят его… Сам знаешь, кем он с малолетки выйдет. Что делать?!
— Спать давай, Сереж. Завтра… Все завтра, идет?