Crime Story № 5

— А мне волосы обрезали, Сережа, — Настя смущенно провела по коротко остриженному затылку. — Я, наверное, смешная теперь… Знаешь, я рада, что ты меня встретил.

Он замер на полпути от газовой плиты к раковине. Посмотрел на нее. Осторожно, чтобы не громыхать, поставил грязные миски в раковину и, прокашлявшись, сказал:

— Я тебя не встретил, Настя. Я тебя ждал! Очень ждал, когда ты вернешься.

— Правда?

— Правда, — он подошел, опустился на коленки перед табуреткой, на которой она сидела, и прижался щекой к ее боку, осторожно приобняв. — Я так тебя ждал! Все боялся, что ты вернешься и не примешь меня, выгонишь.

— За что? — до его волос вдруг так захотелось дотронуться, а боязно было. — Почему я должна была тебя выгнать?

— После всего, что натворила моя семья…

— Кстати, как они?

— Они уехали. С Ленки после твоего заявления об отказе в возбуждении уголовного дела все обвинения сняли. А сын… Сына его подельники не назвали при допросах. Был очень крупный разговор с ним в отделении, решили на первый раз его как бы… простить.

— А ты? Ты его простил?

— Я? — Он крепко зажмурился и замотал головой. — Я — нет! Я не могу, Настя, простить его. Не могу! Ни ему, ни ей простить не могу того, что они натворили! Они уехали к ее родителям очень далеко, навсегда. Теперь я один, и прошу тебя…

— Замуж зовешь? — Она все же осмелилась тронуть его волосы, потом поцеловала в макушку. — Ты зови меня замуж, Сережа Панкратов! Очень прошу тебя, зови! И жди меня всегда, а я тебя ждать буду. Хорошо?

— Хорошо, — выдавил он из себя через силу.

Хоть бы уже разговор свернул куда-нибудь, а! Ну сил же просто нет, не хватало еще расплакаться у ног любимой женщины. Хотя стыда-то в этом и нет никакого, наверное. А все равно неловко будет.

— За елку тебе, Сереженька, спасибо, — она снова уткнулась губами в его макушку. — Я так хотела ее, так хотела! Где же ты ее взять сумел, середина января на дворе!

— О-о! Это очень длинная и очень интересная история. И рассказывать я ее тебе стану каждый раз в канун старого Нового года. Ведь каждый год этот праздник будет нашим, так ведь?..

Лариса Соболева Маскарад у Дракулы

— Ни за что! Лучше удавлюсь.

Фразы эти Арина произнесла громко, с напором, будто спорила с невидимкой, а не стояла перед «зеброй», ожидая сигнала светофора. Народ справа и слева косился на нее, наверняка думая: еще одну выпустили из психушки, не долечив. От неловкости она сдвинула брови, окунула нос в пушистый шарф и, едва вспыхнул зеленый огонек, ринулась на другую сторону улицы.

Нехорошо получилось. Выплеснула негативные эмоции прямо на улице. А все из-за Марка. Со вчерашнего вечера он не позвонил ни разу. Ну, поссорились, ну, может быть, она была не совсем права, но он тоже показал себя не с лучшей стороны: взял и ушел. И ни звука. А Марк — мужчина. Сие звание обязывает быть снисходительным и великодушным, а он предпочел выдерживать характер. На носу, между прочим, Новый год. Он хочет оставить ее одну? Ей, что ли, звонить первой?

Только ее внутренний монолог достиг апогея, как вдруг Арина поймала себя на том, что вторично открыла рот и чуть было не выкрикнула: «Ни за что!» Сдержав порыв, для чего пришлось остановиться, она пару раз вдохнула морозной свежести и огляделась. Ах, да! Ей же надо в супермаркет. Только свернула к дверям под праздничными вывесками, как за спиной услышала:

— Аринка!

Она резко затормозила… Нет, это не Марк. А хотелось, чтобы он. Услышав вторично свое несовременное имя, Арина обернулась и раскрыла глаза от удивления — к ней бежал…

— Антошка?!

Улыбка появилась сама собой, глаза заискрились, как новогодние огни, и лицо осветилось радостью. Как же не радоваться, когда школьная любовь, давно прошедшая, но оставившая чистый след в памяти, несется на тебя, хватает, обнимает, кружит, громко смеясь? Повиснув на его шее, Арина жмурилась, чтобы не закружилась голова. А из прохожих никого не удивляла бурная встреча, ведь в канун Нового года всякое случается. В это время каждый человек ждет чего-то невозможного, но вдруг, как по взмаху волшебной палочки, осуществимого — без всяких усилий.

— У, какой ты стала! — сказал Антон. Правда, при этом было непонятно: похвалил он или выразил сочувствие. — Еле узнал.

— Ты тоже изменился, — рассмеялась она, стряхивая с его волос сухие крупинки снега. — Мужик! Ей-богу, мужик. А был хиленьким, невзрачным, непропорциональным, с голосом сломанного саксофона.

— Есть время? Может, кофейку выпьем?

— Согласна. Не виделись же сто лет!

— Двенадцать, — уточнил он, беря ее под руку. — С выпускного. Идем, место знаю, тут недалеко… там готовят отличный капучино.