Critical Strike

Я раскладывал руны, долго вертел в руках Жезл Северного Сияния, за дневник сумасшедшего Джимми брался, но тексты, помимо тех, что я уже прочитал, не поддавались расшифровке. Хотел с кем-то посоветоваться, но никого, кроме Серафима, в квартире не нашел. Александр допоздна задерживался на новой работе, вкалывал там по-черному, Боря все чаще по вечерам уезжал на свои концерты, а Ящик уже несколько дней жил у Элли: они вместе болели гриппом.

– Хороший план, Серафимыч? Или все же не очень? – спрашивал я. Серафим принюхивался к плану, вертел хвостом, двигал ушками. Мне почему-то вспомнилась осень, и одиночество, и темные переулки, где я что-то искал, и какой-то призрак за плечом, тесная комнатка и компьютерные духи, только днем в университет – и обратно в эту сырую долину теней, в эту пустоту. Только я и мой вечный спутник, и тесные бесконечные аллеи, и будто бы весь мир застыл в грязной ванночке проявителя, застыл на каком-то черно-белом снимке и блекнет, блекнет, блекнет… Маленькое теплое тельце Серафима под моей рукой, Серафим хочет спасти мне жизнь. Он лижет мою руку, лижет от самого локтя до ладони, трется, пищит и тявкает: Степка, Степка…

Звон ключа, дверь, тихие шаги. Это Ящик.

Я лежу на полу в большой комнате, на животе клубочком ютится Серафим.

– Медитируешь?

– Не знаю. Предаюсь тяжким раздумьям…

– Поехали в бар, – предложил Ящик. – Я поправился.

И через полчаса мы добрались до его любимого бара “Рока Билли”.

К нам присоединились друзья Ящика. Это были настоящие, правильные готы: они были одеты в черное, все поголовно, как и Ящик, носили черные кожаные плащи, но никаких изуродованных пирсингом лиц, никаких перевернутых крестов и сушеных роз при них не было, никакой излишней показухи. Они были молчаливые и депрессивные, пили только водку и ничем не закусывали. Одним словом, это были не физические, а моральные готы. Я рядом с ними выглядел нелепо: русые волосы до плеч, широкая куртка, свитер какой-то бежевый старый отцовский, шнурки в ботинках разного цвета. Мне даже показалось, что один из этих суровых кладбищенских призраков сейчас плюнет в мою сторону, но Ящик дал мне хорошие рекомендации:

– Это Степа, шаман. Наш человек.

Я взял себе литровую кружку темного пива и после этого был принят в компанию готов окончательно. Один из них даже поинтересовался назначением амулета с вороньим пером, который висел у меня на сумке, и я охотно рассказал.

– Черный ворон издревле символизирует отшельника. Держится особняком, в стороне, появляется редко – считалось, что приносит несчастье. Как и одиноко растущее дерево, он – знак уединения и мудрости. Это типично шаманский амулет, такие больше никто не носит.

Готы оценили. Один достал черный блокнот, хриплым басом прочитал стихи собственного сочинения о воронах, а потом мы пошли на улицу курить.

– Шагами пыль тревожить стоит ли по склепам или тянуть кровавой нитью старый наш кошмар… О, прекрати! Останови свои мучения моими! Кинжалом в спину жизнь пожни мою в один удар! – со слезами на глазах декламировал поэтически настроенный гот.

– Критический удар? – переспросил я.

– Последний, фатальный удар!.. Последний отблеск любви перед мрачной могилой бытия…

– И что дальше?

– Что может быть дальше? Лишь смерть и пустота, – ответил гот. Выбросил бычок в мусорник и направился через дорогу к церкви.

– Подепрессирует и отойдет, – сказал Ящик, и мы вернулись в бар.

Домой мы возвращались уже порядком пьяные. Тянуло на откровения, на истины и философию. Уселись в самом конце троллейбуса и всю дорогу разговаривали; это был первый раз, когда я по-человечески поговорил с Ящиком.

– Почему ты такой? – спрашивал я. – Почему общаешься с этими мрачными вампирами, а живешь с нами? Как тебя занесло в племя хорька?

– Такова моя игра, – отвечал Ящик. – Мне нравятся эти правила, они мне подходят.

– Игра?

Ящик достал связку ключей, продемонстрировал мне брелок: белая игральная кость с черными точками.

– Это мой оберег. Чтобы не забывать, что жизнь – просто игра, в которой нельзя ни проиграть, ни выиграть. Единственное, что ты выбираешь, – это правила, по которым играть. Где-то за поражение тебе бьют щелбан, в других играх – забирают деньги, а по некоторым системам правил – отрубают голову. Везде разные правила…

В троллейбус вошел контролер, мы полезли за проездными. Ящик спрятал ключи в карман плаща.

– Так в любых отношениях – будь то любовь, дружба, работа, учеба, жизнь или смерть. Ты просто подбираешь те правила, по которым тебе удобнее играть, выбираешь между картами, костями и русской рулеткой. Ищешь партнеров по игре подходящих. Мне кажется, мы, наше племя, играем все в одно и то же. А когда правила у всех одинаковые – игра приносит удовольствие независимо от того, выигрываешь ты или проигрываешь. Удовольствие от самой игры как таковой, Степа.

Я даже растерялся, не знал, что ответить. Ящик всегда рисовался мне мрачной, холодной фигурой, ничего общего с играми не имеющей.

– А эти… Готы?

– Разные игры. С ними одна, с вами другая, с Элли третья, с клиентами четвертая… Все меня устраивают, все правила всех этих игр.