Critical Strike

– Степа, я же для страны старался! Это единственный вариант сейчас: объявить дефолт, изолироваться и начинать с нуля, с каменного века. Это единственный возможный вариант, я все просчитал! Степа, не губи… Конец света, Степа! Я его остановить хотел, а не устроить! Я хотел нанести по кризису критический удар!

Я отбросил бубен и протянул руку к молнии. Она изогнулась еще дальше, но я смог ее ухватить. Ужасно жгло ладонь, однако я совладал с болью, потянул молнию на себя, сжал изо всех сил, скрутил, и в следующее мгновение стало темно: молния исчезла.

– Вот тебе критический удар! – отозвался я звериным рыком.

– Идиот! Идиот!! – орал Джимми. Он вскочил и залупил в бубен еще сильнее, двинулся ко мне. Я поднял с земли почерневший Жезл Северного Сияния, перекинул сумку с батареей деструкции через плечо и направил стальной нерв на Джимми.

– Ты точно идиот, Степа! – кричал он. – Меня нельзя убить, мне ничего нельзя сделать! Положи жезл и отойди, дай мне закончить начатое! Одумайся, пока не поздно, Степа!

– Никто тебя и не собирается убивать, – прогремел я чужим, низким голосом. – Просто ты у меня пять сантим в баре занял на пиво. Одолжил. В кредит взял.

Джимми бросился в сторону, хотел нырнуть в кусты, но не успел. Я нажал на выключатель, и он загорелся разноцветными всполохами северного сияния в ярком свете жезла. Последнее, что я запомнил, – это его отчаянный, печальный взгляд, взгляд проигравшего, в красных, бордовых и пурпурных отблесках. Как только Джимми исчез, Жезл Северного Сияния с тихим щелчком потух: спираль белого каления разорвало надвое. Я бросил на землю артефакт, превратившийся в бесполезную груду металла и, опустившись на четыре лапы, рванул вниз по скользкой детской горке к раненой Марго.

– Марго! Марго, это я!

Она обессиленно подняла голову; я опустился на Марго, поднял за плечи своими звериными руками и поцеловал, как мог сильнее поцеловал в губы, и она ожила, чуть оттолкнула меня даже: это еще что за приколы, Степан? Полезла куда-то в карман.

– Что ты делаешь? – спросил я.

– Где мой… фотоаппарат? – озадаченно пробормотала Марго, рассматривая меня. Я поцеловал ее еще раз: с тобой все порядке, милая, ты все-таки жива, и ты даже не представляешь, насколько я рад, что все закончилось.

В глазах вдруг помутилось, дополнительные способы зрения померкли.

– Я тоже люблю тебя, – сказал я ей на ухо.

Как-то странно, привычно, до боли знакомо начал пульсировать пупок, в руках появились жуткая слабость, усталость – и я сполз на бок, опустился на землю и ослеп. Когти втягивались, стержень в спине растворялся, силы сползались обратно в живот.

– Вот и все, – прошептал я.

Квартиру на Дзирциема мы с Ящиком прибрали и сдали хозяевам. Он переехал жить к Элли, я – к Марго. Раз или два в неделю мы встречались в баре или у кого-нибудь из нас дома, сидели, болтали, пили пиво. Маргарита понемногу оттаивала, отходила от своей мизантропии и даже привыкла к тому, что ей надо каждый раз заново знакомиться с Ящиком и Элли.

Я сделал предложение, она согласилась. Мы с ней устроили небольшую шаманскую свадьбу. Ящик вытатуировал на моем запястье бабочку, а на ее запястье – маленького напуганного хорька, поднявшегося на задние лапки.

С незнакомого номера недели через две мне пришло сообщение: “Я наконец играю в оркестре”. Я хотел сохранить номер, но передумал, стер и тихо про себя улыбнулся. Думаю, он все же нашел свою дорогу.

Зрение ко мне так и не вернулось до конца. Оно стало даже хуже, чем до ритуала, пришлось покупать более мощные очки. Но это было все же лучше, чем полностью ослепнуть, а я не видел абсолютно ничего первые два дня и уже начинал бояться, что это останется навсегда. Утешал себя тем, что по крайней мере ко мне вернулся цвет волос.

Северного сияния над Латвией мы не допустили, но какое-то влияние наш несостоявшийся ритуал тем не менее возымел: магистр Годманис покинул пост. Я прочитал об этом в газетах. Мне было одновременно и грустно, и хорошо.

– Я знаю, как остановить кризис, но мне не дали этого сделать, – сказал магистр перед уходом.

И это было, конечно, печально, но я надеялся, я верил, я знал: на его место придет новый магистр, и он уж что-нибудь точно придумает, он-то уж как-нибудь разберется, а я помогу, как смогу, если смогу.

И даже не я, а мы.

– Мы! – говорил я.

Мы собирали новый круг.

– Мог бы и раньше спросить, – пожала плечами Марго. – Я же тебе говорила, я нормально только с шаманами могу общаться. Я знаю всех шаманов в радиусе пятисот километров, если не лично, то хотя бы косвенно.

– А координаты?

– Имеются.

Мы собирали новый круг. Вначале нас было двое, потом трое, пятеро, шестеро. Многие отказывались, однако я ездил по Латвии, навещал уставших от жизни, ушедших в себя, уединившихся шаманов и рассказывал им о ритуале. Некоторые соглашались. Иногда не сразу, но соглашались.

– Еще один. Теперь нас восемь, – сказала Марго, повесив трубку. – Не знаю, что ты там уж ему рассказал, но он с нами.