Мне показалось, что шпиль усиливает, ретранслирует особенный жуткий присвист, какой только цефы и выдают. У основания башни решетки торчат шпили, плавники или ласты, непонятные, но явно сложенные во много раз штуки, а за ними светится что-то вроде спирали домашнего нагревателя, но звук не оттуда. Он сверху. Я пытаюсь встать на ноги, но изображение дрожит и дергается – наверное, еще не выветрился эффект той обессиливающей комбинезон штуковины. Поднимаюсь, но при каждом шаге все прыгает, перед глазами выскакивают иконки ошибок. Из пробитого шпилем здания выскакивает орда наемников, а я оглядываюсь по сторонам, надеясь отыскать базуку, винтовку или хотя бы подходящий камень… Когда же наконец этот гребаный нанокобинезон перезагрузится?
Но «целлюлиты» на меня внимания не обращают. Головы задрали, уставились на гигантский уродливый хер, изнасиловавший землю, пытаются определить, откуда звук. Я вдруг понимаю: он вовсе не от шпиля идет, а с куда большей высоты, от маленькой стайки жуков, падающих с неба. Быстро падают – пара секунд, и уже назвать их жуками язык не поворачивается, теперь они гребаные гигантские стрекозы со светящимися кривыми косами вместо крыльев. Это летучие металлические клинья, проткнутые, перевитые арматурой и трубами, утыканные штуками вроде бетономешалок. В подшибленном утром корабле бетономешалки эти были налиты переваренной человечиной, но, клянусь, цефы их используют не только для того. Спорю на дерьмовую Локхартову жизнь: это десант!
И в самом деле. В десятке метров от земли бетономешалки отваливаются, падают россыпью огромных яиц, и вылупляются из них чудища, вовсе не похожие на свеженьких цыпляток. Топтунов-пехтуру уже видел, гнусные твари, но есть кое-кто и погнуснее, здоровенные угробища – втрое выше человека, ну прям ходячие танки. И не то что у них пушки в руках или к рукам приделаны, сами их руки – пушки, огромные гребаные стволы, прикрученные прямо к телу, калибр – шахта канализации. Шагают – земля трясется.
Снимаю шляпу перед «целлюлитами»: не разбежались, принялись отбиваться, давать сдачи. Не знаю, можно ли назвать это мужеством. Неплохо дрались. Но когда мои суставы наконец задвигались, я оказался среди очередного массового забоя хордовых беспозвоночными, и оставалось мне или ввязаться в драку и сдохнуть вместе с собратьями по биологии, или спрятаться – авось цефы, занятые разнесением в клочья банды наемников, меня не заметят.
И тут шпиль начал завывать. Наверху треснуло, лопнуло. Я смотрю – верхушка раскрылась, будто здоровенный черный цветок, а под его лепестками сплошь туры и трубы вроде вентиляционных выходов.
В полсекунды я подхватываю карабин у пришибленного горе-вояки, а затем пускаюсь со всех ног. Уже разворачиваясь, вижу изрыгнутый башней дым, черную гадость, темней нефти – и грубей, крупней частицами, чем обычный дым. Он тянется ко мне – не преувеличиваю, он не развеивается, но тянется, охотится. Толстые его щупальца – в фонарный столб, не меньше, – шарят вокруг, свиваются в кольца. Если б мы боевых нанороботов до ума довели, наверное, так бы они и выглядели.
Пришельцы своих, похоже, довели, и еще как! Н-2 наконец-то в полной силе, я несусь во весь опор, оглянуться не смею, но чувствую: небо за мной темнеет. Тень моя на тротуаре гаснет – и чертов дым хватает, будто гребаный торнадо. Поднимает, шмякает о тротуар, крупные черные песчинки проносятся перед лицевым щитком – будто перцем обдали из пескоструйника. Пытаюсь встать, но суставы снова отказывают, перед глазами высыпают, точно болячки при герпесе, иконки ошибок и мгновенно гаснут. За ними сразу же исчезает тактический экран, а потом и весь мир. Я ослеп, движки мои ошалели и накрылись, темнота наплывает, я еще успеваю расслышать голос Пророка, вещающий про системный сбой, про заражение – именно это слово он и употребил, «заражение», – нанокомбинезона и про начало тотальной перезагрузки с целью спасти системы жизнеобеспечения.
Он принимается рассчитывать шансы на успешную перезагрузку, и тут я отключаюсь.
Если данный носитель удалится более чем на 2 (два) метра от авторизованного курьера, данные будут автоматически стерты!