В проходе под террасой Вифезда вижу обшарпанные пластиковые ящики, которые громоздятся в сумрачном гроте, полном арок, золотых альковов и блестящих керамических плиток. Обложенный ими потолок похож на персидский ковер. Здесь же в заначке амуниции и убойной снасти на изрядных размеров бойню — вдосталь на оставшиеся двадцать минут. Подхватываю новую микроволновую пушку Х43. Я видел сегодня, как парни ею работали: против брони бесполезна, но поджаривает слизняков прямо в скелетах. Только следить за собой надо, стрелять короткими импульсами. Чуть зазевался — и батарея пустая.
В общем, заправляюсь, снаряжаюсь и снова в бой. У северного края прохода включаю невидимость, высовываюсь: шпиль вонзается в мертвое серое небо, растрескавшийся фонтан передо мной кажется вошью в его тени. Потертая фигура среди фонтана задумана была как ангел, но теперь похожа скорее на зомби с крыльями.
Сороконожки перестали дергаться, вцепились в землю, укоренились, распрощались с буйными деньками юности и успокоились, превратившись в огромные шипастые арки, словно шпиль отрастил ноги.
Вот же дерьмо. Я-то уж понимаю, что это значит.
И Натан тут как тут, спешит поучать.
— Парень, оно уже отростки выпустило и закрепило — как тогда, с их гнездом на Таймс-сквер. Похоже, тебе нужно повторить то, что ты делал в прошлый раз.
Комбинезон выдает тактические данные, рисует цели. Что ж, цефовские конструкции на удивление однообразны: то ли форма подогнана под надобности, то ли у них воображения вовсе нет. Тот же план, те же пропорции — и та же уязвимость.
Пробиваться все труднее. У каждого отростка- подстанции торчит на страже тяжеловес, неповоротливый, но почти неуязвимый. С пары сотен метров от их ракет уклониться нетрудно, но чем ближе подходишь, тем быстрее надо увертываться — а эти хитрые гады знают, как обороняться. Понимают: мне к ним нужно вплотную подобраться — и пользуются.
К тому же вокруг, развлечения ради, кишат пехотинцы и охотники — их куда больше, чем кажется на первый взгляд. Я крадусь, невидимый, мимо удобных возвышенностей, мимо хороших мест для засады, и там пусто, никто меня не ждет — а через пять секунд лупят в спину. Слышу, как чьи-то лапы хрустят по камням слева, как тихонько верещит охотник позади, оборачиваюсь — никого, а стреляют вдруг справа, где мгновение назад видны были только камень и пустое небо. Ветер разгоняет туман, но повсюду полно ям и впадин, где воздух застаивается и туман лежит плотным киселем.
Глаза почти бесполезны, включаю усиление, работаю в инфракрасном диапазоне, но все равно не могу различить цефов.
Наконец меня зажимают между пропастью и осыпающимся пешеходным мостиком, я чуть высовываюсь — и воздух разрезает густая чересполосица трассеров. Земля рассыпается прямо под ногами, и выбора нет: или летательное возвращение на мать сыру землю, или забег через убойную зону. Выскакиваю, поливаю огнем на бегу, бью в никуда — и вдруг прямо перед носом материализуется пехотинец и шлепается наземь, дергаясь.
Мать вашу за ногу, у здешних цефов — невидимость!
Я перебираюсь через полуразваленную армейскую баррикаду, размышляя, отчего ж цефы раньше ее не включали?
Остается пятнадцать минут.
Новое оружие — новая тактика. Пара импульсов из микроволновой пушки — и средний пехотинец лопается вошью на сковородке, но на тяжеловеса уходит вся батарея — а он продолжает палить в ответ. Приходится выбросить микроволновку и взяться за L-TAG. Пара «умных» ракет — и дело сделано. На тяжеловеса у второй подстанции уходит целых четыре, но мне везет с третьим — хоть мажу постыдно, ракета сносит подпорку стандартной армейской баррикады, склонившейся над бедолагой тяжело- весом, и на того валится десять метров упрочненного бетона — гробница производства самого Господа Бога. Через сорок секунд валится страж последней подстанции.
Чем я ближе к цели, тем сильнее ветер, и теперь он истошно, мучительно воет, будто пытают живую тварь. Но я уже рядом, и вблизи шпиль больше не кажется шпилем. Он колоссален: размером в целые кварталы, это настоящий вселенский собор всего подземного адского мира, в нем намешаны части всех копошащихся ночных отвратных исчадий Вселенной. Тут и колючие панцири, и суставчатые ноги, и членистые антенны, и несчетное множество острых мандибул, кроваво-красные плавники, жабры, дыхала и когти — все будто стиснуто в единое целое чудовищным прессом для мусора, загнано в форму башни, утыкающейся в стратосферу. В щелях между кусками пульсируют тусклые оранжевые сполохи — ни дать ни взять, кто-то дует на угли.
Впереди — яркий свет плещет в вывороченные глыбы камня. Я вжимаюсь в тень, словно отведавший яблока Адам, пытающийся укрыться от Господнего гнева. Ветер выпихивает меня на свет. Пальцы мои впиваются в трещины гранита, цепляются, сражаясь с ураганом. Прижимаюсь к скале, ползу вперед.