Ни Литва, ни Латвия не покаялись в уничтожении сотен тысяч живших там евреев во время Второй мировой войны.
России отмахивается от преступлений Сталина и советской власти, от преступлений, которые не только связаны с репрессиями и казнями миллионов своих граждан, но и с бегством из страны миллионов, но и с гибелью десятков миллионов во время войны, к которой не были готовы. Согласно подсчетам многих экспертов, не будь этих преступлений, население России сегодня насчитывало бы порядка одного
У меня есть друг. Зовут его Степан Пачиков. Он удин. Вы слышали когда-нибудь об удинах? Я – нет. Оказывается, есть такой народ. Удины. Их совсем мало. О Степане так и хочется сказать: и удин в поле воин.
Почему удины сохранились, а другие, гораздо более многочисленные и в свое время могущественные этносы исчезли? Например этруски, парфяне. Или древние египтяне. Не арабы, которые ныне живут в Египте, а те, которые создали таинственные иероглифы и оставили после себя поражающие воображение памятники-пирамиды, способ построения которых мы до сих пор пытаемся разгадать. Почему исчезли инки и ацтеки с их высочайшей наукой и культурой, мы понимаем: их уничтожили конкистадоры. А почему сохранились евреи, которых согнали с их земель, веками преследовали, вынуждали отказаться от своей веры, пытались стереть с лица Земли? Есть много рассуждений на эту тему, но ясного и бесспорного ответа нет.
А баски? Откуда они пришли – не знаем. Каковы истоки их языка – не знаем. Почему, несмотря на то, что они подвергались бесконечным нападениям, они сохранились? «Из-за упрямства», – говорит Мариан Беитиаларрангоитиа, член парламента Страны Басков. Ответ красивый, но не более того.
Есть вопросы, на которые мы никогда не получим ответа. И это замечательно.
– Я хочу быть собой, – говорит этот мясник. Потом добавляет: – Представляете, что было бы, если бы все говорили на одном языке? Какая тоска!
Во времена Франко баскский язык был запрещен. Те, кто знал его, скрывали это.
Вспоминая встречу с Иньяки, я подумал: язык – это главное выражение национальной самобытности. Мой родной язык – это моя индивидуальность, моя суть. Если его отнять у меня, то кто я? И разве глобализация не стремится к тому, чтобы сделать нас всех одинаковыми? Чтобы мы все хотели одно и то же: одинаковые одежду, еду, образование, автомобили, чтобы у всех у нас было одно и то же представление о красоте, чтобы все мы думали одинаково? И чтобы, в конце концов, мы все говорили одинаково на «одинаковом» языке?
Если так случится, исчезнут все национальности, будет один всеобщий «одинаковый» народ.
Какая тоска!
Он, журналист, посвятил себя борьбе с ЭТА[19].
Я разговаривал с ним по крайней мере в течение часа. Он ни разу не улыбнулся. Всмотритесь в его лицо. Не знаю, как вас, но меня оно испугало. Это лицо человека с одной всепоглощающей страстью. С таким лицом мог совершать свои дела инквизитор. Ни пощады, ни понимания.
Он ненавидит басков. Может быть, точнее сказать, он ненавидит ЭТА, террористов. Он утверждает, что он пережил девять (!) покушений. Он не верит ни одному слову ЭТА, в том числе и тому, что эта организация самораспустилась. И никогда не поверит, что бы и кто бы ни говорил.
И ничего не простил.
А Ирен Вийа простила. Она потеряла несколько пальцев, пришлось ампутировать часть правой ноги, сделать серию пластических операций, чтобы восстановить испещренное осколками лицо – все это последствия террористического взрыва, устроенного ЭТА.
Кто сильнее, дель Ольмо или Вийа?
Это одна сторона дела. А вот другая.
Я сейчас занят фильмом о Японии. Много читаю, о многом спрашиваю. Порой натыкаюсь на ребусы.
В 1281 году монголы попытались завоевать Японию. Хубилай-хан разместил 140 тысяч бойцов на пяти тысячах кораблей; противостояло им японское войско численностью всего в 40 тысяч человек. Шансов никаких. Но вот в те часы, когда монголы уже готовились к высадке, на северную часть острова Кьюшу внезапно налетел страшный тайфун. Монголы были сметены – как тайфуном, так и японскими самураями. Этот тайфун получил в Японии название ками-но-кадзе, или – короче – камикадзе, что значит «ветер богов».
Почти семь веков спустя японских летчиков, которые таранили и топили корабли американских ВМС, называли камикадзе. Они – ветер богов? Или они террористы? И кстати говоря, откуда берутся террористы? Ими же не рождаются. Почему человек соглашается взорвать себя? Во имя чего? Нет-нет, я не сторонник терроризма, но давайте признаемся: никогда, ни в каком другом веке, не было такого размаха терроризма, как в веке двадцатом (и похоже, двадцать первом). Так почему?