Cубъективный взгляд. Немецкая тетрадь. Испанская тетрадь. Английская тетрадь

В глубоко советские времена десятки миллионов граждан религиозно слушали «вражеские голоса» – радиопередачи на русском языке «Голоса Америки», «Би-би-си», «Дойче велле» и других. Советские власти серьёзно опасались этих «голосов» и тратили миллиарды на их глушение, однако тщетно. Их всё равно слушали.

Было несколько суперпопулярных ведущих. На «Голосе Америки» это был Уиллис Конновер и его «Час джаза». На «Би-би-си» их было двое.

Анатолий Максимович Гольдберг, проработавший более сорока лет в русской службе, пользовался огромным уважением у своих советских слушателей – за ум, за корректность, за тонкую иронию, за полное отсутствие хамства. Я видел его воочию только один раз. Он был одет строго по-английски, у него была трость, почему-то мне кажется, что он был в котелке. Словом, это был образцовый, классический англичанин. Повторяю, им восхищались.

А вот кого любили, так это был Сева Новгородцев.

Его первая музыкальная передача вышла 9 июня 1977 года с довольно скучным названием: «Программа поп-музыки из Лондона». Потом, уже в 1991 году, она стала называться «Рок-посевы». Выходила она в течение двадцати семи лет – до 12 июня 2004 года, и эта программа пользовалась в СССР невероятной популярностью.

Сева Новгородцев, кавалер ордена Британской империи, уже довольно давно не живет в Лондоне. Да что в Лондоне, он не живёт в Англии. Вместе с женой он переехал жить в… Болгарию (!).

Я ничего против Болгарии не имею, но чистосердечно признаюсь, что если бы мне был предоставлен выбор, Англия или Болгария, то раздумывал бы я секунды две.

Но вот я вспомнил. Когда мы снимали фильм об Англии, то встретились с Севой и я спросил его, человека, прожившего к этому времени в Англии более тридцати лет, человека, нашедшего там себе применение, добившегося известности и государственной награды, стал ли он англичанином?

Сева посмотрел на меня – как мне показалось, невесело – и сказал:

– Нет, не стал.

– Почему?

– Потому что это невозможно. Надо родиться здесь, желательно, чтобы и родители твои здесь родились. А так – невозможно.

Эта истина верна не только для Англии. Я думаю, она верна вообще. Можно выучить язык так, что будешь говорить без акцента, так, что никто не заподозрит твоё иностранное происхождение, но внутри себя ты останешься чужим. Ты можешь полюбить свою новую страну, служить ей, болеть за неё. Но всё равно внутри останешься чужим.

Говорю по собственному опыту.

Послесловие

В двух предыдущих «тетрадях» послесловия не было. В этой оно тоже не предполагалось. Оно возникло, когда работа была сделана наполовину и я неожиданно понял, что эта «тетрадь» – последняя.

Изначально я предполагал, что «тетрадей» будет четыре. Не могу сказать почему. Возможно, потому, что эта цифра казалась мне идеальной, что ли, «полной».

Так почему же всего три? Потому, что работа над этой, английской «тетрадью» меня совершенно измотала.

Один из моих собеседников сказал мне, что Англия подобна луковице, она состоит из множества чешуек, и добраться до её сердцевины бесконечно трудно, если вообще возможно.

Я пытался. И по мере того, как я снимал чешуйки слой за слоем, продвижение становилось всё более тяжёлым.

В какой-то мере это было похоже на то, с чем я столкнулся, когда снимал фильм о Японии. Наступил момент, когда я хотел всё бросить, когда одолело чувство, что мне не справиться, всё слишком сложно, слишком чуждо. Правда, в отношении Японии я предполагал, что так может случиться: неевропейская культура, иные представления и традиции, да и язык совершенно непонятен. Психологически я был подготовлен.

Ничего подобного в случае с Англией я не ожидал, и, столкнувшись с этим, я растерялся. В конце концов, страна европейская, язык практически родной, да и внешне они, англичане, такие же, как мы.

Всё так, да не так. Англия такая же недоступная, как и Япония. С той только разницей, что это понятно не сразу.

Помню, Хемингуэй рассказывал о разнице между зимним дураком и летним. Летний входит – в шортах, майке, весь на виду, и сразу видно, что он – дурак. А зимний входит в меховой шапке, в шарфе, в шубе, в сапогах, весь такой солидный и серьёзный. Но вот он начинает раздеваться, и постепенно становится понятно, что он дурак. Не летний. Зимний. Применительно к тому, о чём я говорю, можно сказать так: столкнувшись с Японией, сразу понимаешь, что ничего не понимаешь. Англия же коварно заманивает тебя, ты входишь всё глубже и глубже, пока не наступает момент откровения: тебе понятно, что ничего тебе не понятно.

Когда-то Черчилль сказал, что Россия – это головоломка, завёрнутая в мистерию внутри загадки.

Эх, сэр Уинстон, жаль, что я не могу попросить вас дать определение Англии.