Cубъективный взгляд. Немецкая тетрадь. Испанская тетрадь. Английская тетрадь

Бродя по грандиозной библиотеке Тринити-колледжа, я на столике обнаружил если не самую любимую, то одну из самых любимых моих книг: «Алиса в Стране чудес» преподавателя математики Оксфордского университета Льюиса Кэрролла. Это была одна из первых книг, которую читала мне моя мама, когда мне было года четыре. Думаю, с «Алисы» начинается моя любовь к английской детской литературе, которая вместе с тем является взрослой. Если не верите, попробуйте перечитать, а если никогда не читали, во что слабо верится, то прочитать книгу «Винни-Пух и все-все-все» – только обязательно в переводе Бориса Заходера (если не читаете по-английски, потому что перевод, о чем я уже писал, даже исполненный самым даровитым переводчиком, является в лучшем случае неполноценной копией оригинала). Или «Рассказы просто так» Киплинга. Или «Остров сокровищ» Стивенсона. Или наконец, книги о Гарри Поттере.

Мой любимый герой в «Алисе в Стране чудес» – Чеширский кот, явление уникальное в мировой литературе, кот, способный появляться в воздухе и потом исчезать, оставив от себя одну лишь улыбку. В этом есть что-то очень английское.

Неудивительно, что, придя к любимой многими поколениями англичан детской писательнице Джудит Керр, я сразу обратил внимание на книгу «Мог, забывчивый кот». Это не одна книга, а целая серия. Ещё одно её произведение – «Тигр, который пришёл выпить чаю». Разглядывая замечательные иллюстрации, автором которых является сама Керр, я поймал себя на мысли, что, сколько себя помню, люблю животных и что эту любовь породила во мне английская детская литература. И не только во мне. Англичане любят животных, относятся к ним как к равным, дают им человеческие имена. А почему?

Традиции, друзья мои, традиции.

Деклан Доннеллан

Этот полноватый лысый человек с кинжальным взглядом рассказывает о Шекспире, будто он его добрый приятель. В каком-то смысле это так и есть, потому что Доннеллан – один из самых известных в мире театральных режиссёров, ставящих Шекспира. Обожающих Шекспира. Отстаивающих Шекспира.

Помню, мы ехали с ним в Стратфорд-на-Эйвоне и возник разговор на довольно избитую тему о том, что на самом деле никакого Шекспира не было, вернее, был театральный актёришка, но не он писал бессмертные пьесы и сонеты Великого барда, а писал их… Ну, дальше возникает довольно обширный список, который включает в себя даже королеву Елизавету I.

– Не могли все эти милые господа примириться с тем, что автор этого гениального великолепия – простолюдин, – говорит Деклан. – Лопались от зависти, вот и напридумали всякий вздор.

Одна из любимых Декланом фраз Шекспира (из «Макбета») по-английски звучит так: “What’s been done can’t be undone”. Необыкновенно лаконично и мощно. Ритм такой: та-та-ТА, та-та-та-ТА. Всего семь слогов. А вот русский перевод: «Что было сделано, не может быть отменено». Ровно вдвое больше слогов и вообще никакого ритма. Трудности перевода.

И, может быть, главный и неисправимый изъян перевода: он неизбежно устаревает. Оригинал всегда остаётся оригиналом (мы же легко читаем Пушкина, хоть прошло двести лет), а переводы Шекспира, сделанные двести лет назад, читать невозможно: тот язык безнадёжно устарел.

* * *

В Лондоне единственный памятник Шекспиру – не бюст, а памятник во весь рост – находится в Вестминстерском аббатстве, в той его части, где покоится прах классиков английской литературы. Памятник совсем небольшой, есть там масса других, гораздо большего размера. Они посвящены давно позабытым людям.

* * *

Деклан считает, что все люди играют, то есть в определённом смысле являются актёрами. И всё, что происходит в мире, – это театр:

– Советский Союз являл собой самую большую театральную иллюзию в истории, и он развалился как карточный домик, потому что на самом деле он не существовал.

Ну, не знаю. По-моему, и к моему огромному сожалению, он существовал, да ещё как. А был ли Советский Союз театром? Пожалуй. Театром абсурда, который ввёл в заблуждение сотни миллионов людей и привёл к гибели десятков миллионов.

* * *

Рассказ Деклана: «В Московском художественном театре один из актёров всегда приходил на репетиции со своей собакой. Собака уходила в какой-нибудь тихий угол и ждала своего хозяина. Но было замечено, что, как только репетиция заканчивалась, собачка брала повод в зубы и застывала у выхода. Никто не мог понять, каким образом собака понимает, что репетиция закончилась? Но великий Станиславский разгадал загадку. Дело в том, что после репетиции люди начинали разговаривать нормальными голосами, и собака, услышав изменение в голосах, понимала, что вот-вот они с хозяином уйдут».

После этого рассказа я стал прислушиваться к тому, как люди говорят. Очень часто они исполняют роль – человека доброго, принципиального, бесстрашного, влиятельного. Нормально, естественно говорят немногие.

Сева Новгородцев