Cубъективный взгляд. Немецкая тетрадь. Испанская тетрадь. Английская тетрадь

А прежде была величайшая империя в истории, над которой не заходило солнце, прежде не было такого количества иммигрантов, такого количества непонятных языков и чужих лиц, прежде было раздельное обучение мальчиков и девочек, прежде мальчиков секли за непослушание и готовили из них бесстрашных, хладнокровных, не потеющих в жару и не мёрзнущих в стужу образцовых англичан-колонизаторов.

Бедные, бедные женщины. Они не понимали, что это «прежде» не вернётся никогда.

Мечта о «прежнем» – это тоска по привычному, по постоянному, которая чувствуется особенно остро в стремительно меняющемся мире. Мы не знаем, куда идём, что ждёт нас и наших детей, мы живём в подвешенном состоянии, а ведь прежде…

Мне кажется, что встречающаяся в России ностальгия по советским временам связана с жаждой спокойствия, постоянства, как говорили когда-то, уверенности в завтрашнем дне. Для советского человека жизнь была ясна, как маршрут автобуса, в котором все остановки неизменны и потому предсказуемы: детский сад, школа, пионеры, комсомол, вуз, работа, пенсия, похороны. Я помню многих моих друзей, которых эта предсказуемость сводила с ума, впадавших в депрессию от того, что всё было заранее известно. Вместо уверенности в себе – уверенность в уверенности в завтрашнем дне…

Странные мы существа. Предсказуемость и неизменность сводят нас с ума, если сопровождают нас с рождения до смерти. Но, попадая в иные обстоятельства, в иную среду, в которой всё подвижно и ненадёжно, не неизменно, в которой постоянно надо искать точку равновесия, мы начинаем страдать по чему-то такому, что неизменно, что внушает нам чувство постоянства, уверенности в том, что то, что было вчера, есть сейчас и будет завтра.

У англичан это есть.

Монарх.

Маргарет Тайлор

В пандан.

Дом, в котором живёт эта женщина, называется «Дом Наследия». Он целиком и полностью посвящён королевской семье. В его четырёх комнатах хранятся более десяти тысяч предметов, так или иначе относящихся к королевскому роду. В основном это абсолютный китч, хотя попадаются вещи ценные, например фарфоровый бюст принцессы Дианы производства фирмы «Веджвуд» стоимостью пять тысяч фунтов.

Какой философ постулировал переход количества в качество? Гегель? Вот бы ему приехать сюда, в «Дом Наследия», чтобы насладиться конкретным подтверждением этого закона: небольшой и малозаметный домик, в котором накапливалась всякая королевская всячина, превратился в… музей!

Да, да, в музей, сюда приезжают туристы из Америки и Японии (от А до Я), чтобы охать и ахать, удивляясь невероятному количеству и разнообразию собранного материала.

Самой госпоже Тайлер почти негде жить: забито буквально всё.

Но я вспомнил её в связи с предыдущим рассказом. Когда я спросил её, как она объясняет свою любовь и любовь своих соотечественников к королеве, она ответила: «Людям нужен кто-то, на кого можно равняться».

Кеннет Уорф

Попробуйте по фотографии угадать, чем занимается (точнее, занимался) сей джентльмен. Кто-нибудь сказал «полицейский»? Браво! Да не просто полицейский. Кен Уорф был личным телохранителем принцессы Дианы. И очень любил её, хотя не произносит этих слов, это было бы не по-английски, нечего выставлять напоказ свои чувства.

– Если бы она не отказалась от личной охраны, по сей день была бы с нами, – говорит он, глядя куда-то холодными, ох какими холодными глазами.

Я хотел было спросить, почему она отказалась, не уговорил ли её кто-то, но сдержался. Что-то в напряжённом лице и угрюмом молчании этого человека как бы говорило: «Помолчите. А то…»

– Знаете, – вдруг ни к селу ни к городу выпаливает Уорф, – я был на самом последнем концерте «Битлз». На крыше их штаб-квартиры на Абби Роуд. Давненько. 30 января 1969 года. Наш патруль вызвали, чтобы согнать их с крыши: соседям не нравился шум. Нет, представляете, «Битлз» поют в последний раз, слушай и смотри на здоровье, ан нет, какой-то лошадиной жопе (перевод буквальный, мой. – В.П.) не нравится. Так что я вошёл в историю благодаря тому, что разогнал последний концерт «Битлз».

Он помолчал. И я что-то тихо пробормотал про Диану.

– Сожалею, сэр, увлёкся прошлым. Проект по реформированию монархии, начатый Дианой, состоялся. Она изменила лицо британской монархии.

Сказал, будто выучил наизусть положение из полицейского устава.

А ведь прав. До Дианы лицо это было надменным, снисходительным, суровым, не выражавшим страданий, боли и, тем более, сострадания. Оно было неизменным, отважным, всесильным, оно выражало презрение, торжество и множество иных чувств, но одного оно не выражало: человечности, говоря иначе, ранимости, слабости, страдания, любви, восхищения. А Диана всё это привнесла. Когда Англия утопала в слезах, стоя у ограды Букингемского дворца, когда вся площадь перед дворцом была покрыта ковром из десятков и сотен тысяч цветов, когда смерть «народной принцессы» оплакивала страна, не стесняясь своих эмоций, сами англичане удивились себе.