Curiositas. Любопытство

Разделение софистов и последователей Сократа было в значительной мере классовым. Платон принадлежал к аристократии и презирал странствующих учителей, которые всегда готовы были наняться к представителям развивающегося среднего класса нуворишей. Этот класс состоял из торговцев и ремесленников, которые благодаря новоприобретенным богатствам могли покупать оружие, а пройдя службу в пехоте – и политическую власть. Они стремились занять место прежней знати, и для этого им нужно было учиться произнесению убедительных речей в общественном собрании. Софисты за деньги брались прививать им необходимые навыки риторики. «О софистах, – писал И. Ф. Стоун, – в сочинениях Платона говорится с высокомерным презрением, ведь они брали плату. Поколения учителей-традиционалистов безоговорочно вторили ему, хотя не многие из них могли позволить себе учить бесплатно». Впрочем, не все софисты пользовались полученным гонораром. Были и те, кто раздавал деньги бедным ученикам, а некоторые, напротив, отказывались учить тех, кто казался им безнадежным. И все-таки за звонкую монету они, как правило, соглашались наставлять практически кого угодно и потому, по утверждению Ксенофонта, лишили себя мыслительной свободы и сделались рабами своих нанимателей[113].

Надо сказать, что Сократ и его последователи осуждают не всех софистов прошлого и настоящего, а лишь своих современников. Против них выдвигались не только аргументы общественного и философского содержания, но также обвинения в искажении истины. Ксенофонт высказался так: «Я изумлен тем, что люди, зовущиеся софистами, утверждают сегодня, будто часто вели молодых к добродетели, хотя на деле поступали наоборот. <…> Они прививали им ловкость в обращении со словами, но не с мыслями»[114].

Софистов также критиковали за их утрированные манеры и напускную многозначительность. Во II веке н. э. восхищавшийся ими Филострат с Лемноса, автор апологетического труда «Жизнеописания софистов», настаивал, что истинный софист может держать речь только в месте, приличествующем его статусу: для этого подходит храм, или театр, или даже собрание, а также иное место, «достойное величавой аудитории». За мимикой и жестами надлежало тщательно следить. Лица софистов должны были выражать бодрость и уверенность, но также и серьезность, взгляду полагалось оставаться спокойным и проницательным, хотя выражение могло меняться в зависимости от темы выступления. В минуты наибольшего напряжения софист мог расхаживать взад-вперед, раскачиваться из стороны в сторону, ударять себя по бокам и возбужденно встряхивать головой. Софисту следовало быть предельно опрятным и пользоваться тончайшими благовониями; полагалось ухаживать за бородой, изысканно ее завивать, со вкусом подбирать одежды. Представитель предыдущего поколения Лукиан Самосатский в своем сатирическом опусе «Учитель красноречия» дает софисту совет: «Платье должно быть у тебя цветистое или белое, из тонкой, тарентской выделки, ткани, чтоб сквозь нее просвечивало тело; на ногах – аттические женские полусапожки с вырезом или сикионские башмачки, бросающиеся в глаза своим белым войлоком. Пусть за тобой следует толпа народу, – непременно держи книжку в руке»[115].

Сократ, при всей своей вере в справедливость и истину, не верил в людское равенство. Софисты (притом что опрометчиво приписывать единую точку зрения всем собравшимся под знаком софистики) в него верили. Некоторые, как Алкидамант, дошли до того, что поставили под сомнение институт рабства – этого не делали ни Сократ, ни его ученики, равно как не оспаривали они и то, что право на власть должно принадлежать избранным просвещенным умам. Гиппий, напротив, исповедовал своего рода космополитизм, идею всеобщей солидарности, оправдывавшую даже противостояние государственному праву во имя упрочения связей между людьми. На его представления могла повлиять атмосфера терпимости к чужеземным культам, практиковавшимся в Дельфах: в результате в эпоху Александра греки и «варвары» смешались, а греческий полис, дорогой сердцу Платона, распался[116]. Для Гиппия законы, ссохраняемые только по традиции, лишены значимости, ведь они противоречивы и допускают неправомерные деяния; впрочем, законы природы, будучи всеобщими, со временем могут стать законами демократической политической жизни. Гиппий защищал неписаные законы вместо писаных и выступал за благоденствие индивида в благоденствующей общине. Читая «Государство» Платона, который ни одно из существующих и рассматриваемых государственных устройств в итоге не назовет идеальным, понимаешь, что Сократ (платоновский Сократ) верит в общество, управляемое не демократическими законами, а философствующими тиранами, с детства обученными быть «мудрыми и достойными»[117].