– И то, правда, сын мой. Гнусные слухи. О, какими мерзкими могут быть слухи. Подумать только, подозревать достойнейшего из католиков в богопротивной связи с баронессой…то бишь маркизой. Утверждать, будто милостивейший король навещает эту женщину каждый четверг.
– Каждый четверг? – бледнея, переспросил король.
– Не стоит так волноваться, сын мой. Это всего лишь слухи. Ничтожные…они посмели обвинить лучшего из нас в богопротивной связи с юной красавицей де Брайон. А потом они же утверждали, будто король провёл бурную ночь с этой девицей и с десяток раз заявлял о своих чувствах. Наутро же он с самым лицемерным видом заверял в тех же чувствах её величество королеву. Злые языки…как они посмели очернить прекрасного, искреннего супруга. Будь уверен, сын мой…никто не верит в то, будто наш добрый король часто лжёт, и в особенности никто не станет подозревать его в лицемерии или глупости.
– Только один человек знал все эти подробности, – король, к которому пришло понимание происходящего,…откинул накидку с головы…Таньги. – Я так и знал, что это ты, мерзавец! – гневно воскликнул король, едва показалось знакомое лицо. – Кто ещё мог быть так дерзок и столь непочтителен ко мне!
– Не так громко, Карл! – предостерег Таньги, усаживаясь в своё любимое кресло возле камина. – Не забывай, что ты болен.
– Ты используешь моё беспомощное положение, Таньги. Перестань надо мной насмехаться или даю слово, я «выздоровею» и ты пожнёшь все плоды моего гнева.
Таньги тяжело вздохнул.
– В такие мгновения ты напоминаешь мне, что являешься истинном сыном своей злобной матушки. Она также не была способна оценить добрую шутку.
– Таньги…
– Опять угроза в голосе. Успокойся, Карл. Я не собираюсь рассказывать всем про твои многочисленные измены королеве, хотя и считаю неправильным и опасным такое отношение к женщине, которая так сильно тебя любит. Похоть – это чувство слишком сильно укоренилось в тебе. Порой она заслоняет собой все иные чувства и принуждает совершать очередную глупость. Тут ничего не поделаешь. Посему ложись и притворяйся дальше. Кстати неплохо было бы слегка припудрить щёки. Следует придать им бледности.
– Зачем ты явился в таком наряде? – тяжело вздыхая, спросил у него король.
– Почувствовал в себе святость!
– Таньги, не смей богохульствовать!
Вместо ответа Таньги поднялся. Он выразительным взглядом указал королю на постель, затем тщательно спрятал лицо под накидкой и направился к двери. За дверью его встретили несколько десятков напряжённых взглядов. Придав голосу глубокую грусть, Таньги негромко прогнусавил:
– Слава Господу, наш добрый король чувствует себя лучше!
Затем на виду у всех подошёл к капитану гвардейцев и тихо, но так чтобы слышали находившиеся рядом с ним придворные, сказал:
– Отправьте гонца к его преосвященству в аббатство Сен-Дени!
Все вокруг издали приглушённые восклицания и заволновались, ибо слова священника могли означать только одно – король умирает!
Таньги не замедлил подтвердить подозрения придворных. С этой целью он придал голосу безысходность и нарочито громко произнёс:
– И отправьте гонца к его величеству Людовику,…я хотел сказать «к его высочеству принцу Людовику». Необходимо чтобы он как можно скорее прибыл в Париж.
Хотя Таньги довольно быстро поправил собственную ошибку, она не могла остаться незамеченной. Снова раздались отчётливые вздохи и приглушённые восклицания. Толпа придворных стала на глазах таять. Таньги не без основания полагал, что они торопятся сообщить новость о болезни короля. Учитывая воображение и чувство собственной значимости, которые были присущи едва ли не каждому во дворце, следовало надеяться на самый лучший исход.