Д'Артаньян в Бастилии

– Совершенно верно! – со смехом подтвердила принцесса Конде. – Его высокопреосвященство дорого бы заплатил за то, чтобы узнать о чем говорят у маркизы. Но, увы… наша Артемиса не выносит кардиналистов: она безошибочно узнает их, благодаря дару внутреннего ясновидения, и не пускает на порог.

– Тогда я позволю себе вздохнуть с облегчением. Я в самом деле приехала в Париж из Оверни, – отвечала Камилла, почувствовав, что хозяин Франции Ришелье, никоим образом не является хозяином самого аристократического салона столицы Франции.

– В таком случае позвольте представить вам мадемуазель Луизу де Лафайет, если только вы с ней еще не знакомы. Она происходит из знатнейшего овернского рода, а в Париже совсем недавно, как и вы. Мадемуазель де Лафайет недавно зачислена в штат фрейлин ее величества.

Маркиза, видимо, хотела поговорить с принцессой Конде о чем-то немаловажном. Поэтому, мило кивнув Камилле, она увлекла за собой принцессу, оставив девушку в обществе м-ль де Лафайет.

– Я случайно услышала обрывок вашего разговора с маркизой, – улыбнувшись Камилле, произнесла новоиспеченная фрейлина ее величества. Улыбка была совершенно очаровательная. К тому же в ней не было ни малейшего намека на неискренность. Камилла решила, что м-ль де Лафайет ей нравится.

– Право, не могу сказать, что маркиза де Рамбулье удостоила меня разговора. Она была так добра, что произнесла несколько любезных слов приветствия. Я же впервые в таком обществе и, боюсь, напомнила маркизе огородное чучело, так как стояла проглотив язык.

Смех Луизы де Лафайет напоминал звук колокольчика.

– Если вы думаете, что здешние дамы и, в особенности, кавалеры более учтивы или умны, чем в провинции, то вы ошибаетесь, уверяю вас, мадемуазель де Бриссар. О некоторых это еще можно сказать, но остальные… – И м-ль де Лафайет уморительно поджала губки. – Когда я впервые оказалась в Париже, я думала примерно как и вы. Но при ближайшем рассмотрении все эти важные и модные господа предстают перед вами в истинном свете. И вы видите, что они обыкновенные люди и никакие человеческие слабости и недостатки им не чужды.

– Ах, мадемуазель де Лафайет! – вскричала Камилла. – Вам можно так говорить, ведь вы – фрейлина королевы!

– Так что же?! – не менее экспрессивно отвечала хорошенькая фрейлина. – Я, конечно же, очень рада этому обстоятельству, но место вовсе не лишило меня рассудка. Хотите, я скажу вам, что я думаю о дворе?

– Вы еще спрашиваете?! Конечно, да!

– Ну, так слушайте же. Стоило мне попасть во дворец, у меня сразу в глазах зарябило. Все эти камердинеры и гардеробщики в ярких ливреях, пажи и лакеи в ливреях, которые еще ярче и пестрее, конюхи, кучера, музыканты, шуты…

Только повара, цирюльники да прачки одеты по-человечески – в серовато-белое. У каждой лестницы – мушкетеры – храбрецы усачи в белых штанах и коротких плащах небесного цвета. Серебряные кресты, галуны… Сколько всего, поражающего воображение бедняжки-провинциалки!

Тут м-ль де Лафайет снова лукаво поглядела на Камиллу и, не выдержав, расхохоталась.

– Эти мушкетеры такие сердцееды! Не правда ли?

Камилла досадливо тряхнула головой, ей показалось, что Луиза де Лафайет сумела проникнуть в ее мысли или заметить слишком явный интерес на ее лице.

– Да, если у короля около тысячи придворных, то гвардейцев у него почти десять тысяч, – продолжала между тем фрейлина королевы. – Подумать только, скольких девушек и знатных дам смутили их длинные усы и шпаги) Но довольно!

Самое главное – король! Король окружен гвардией, барабанами, офицерами и всякими атрибутами, приучающими к уважению и страху. Люди привыкают видеть короля в окружении этих символов власти, и, если им случится повидать его наедине, они все равно испытывают ту же почтительную робость. – Тут м-ль де Лафайет бросила по сторонам несколько быстрых взглядов и тихонько произнесла:

– Те же, кто находится во дворце постоянно, привыкают видеть его величество, и становится ясно, что он такой же человек, как и вы.

Только более несчастный.

– Несчастный?! Почему вы полагаете, что его величество несчастен? Разве такое возможно?!

– Отчего же нет? Конечно, возможно. Посудите сами: постоянные распри, междоусобицы, войны. Противный Гастон Орлеанский со своими заговорами. Королю претит сама мысль о том, чтобы поднять руку на своего единокровного брата, и тот этим пользуется.

М-ль де Лафайет произнесла эти слова с горячностью, убедительно свидетельствовавшей об искренности ее чувств.

– Его величество окружен интриганами. Всем он нужен единственно с какой-нибудь корыстной целью. Королева-мать, которая не только не любит своего сына, но скорее ненавидит, склоняет его на свою сторону, кардинал – на свою, каждый из наших принцев тоже старается влиять на короля в надежде заполучить и себе кусок пожирнее. Но – тс-с, что я говорю! Я совсем забыла, что вам покровительствует принцесса Конде, а ведь ее супруг один из этих принцев…

И девушка снова расхохоталась. Камилла, глядя на нее, рассмеялась тоже.