D.Duran_Kommunizm_svoimi_rukami

В избе (или в клубе) вывешивают стенгазету, которая, помимо более или менее церемониального отражения актуальных политических событий (за этим следят члены партии и комсомольцы), используется как средство поощрения и пристыжения. На рубеже 1920-х и 1930-х стенгазета нередко упоминается в ряду мер воздействия воспитательного и административного характера, как то, например: обсуждение на производственном совещании, товарищеская беседа, товарищеский суд, выговор, штраф и, как крайне средство, исключение из коммуны. Если стенгазета перестает выполнять эти свои функции (впрочем, бывает, что они отданы специальным «доскам» — еще один жанр наглядной агитации: доска почета и «черная доска»), это воспринимается как непорядок. В «Коллективисте» времен постколлективизации появляется специальная рубрика «Стенгазета в колхозе», одна из публикаций в которой предлагает более эффективные по сравнению с обычной стенгазетой, формы, когда содержание «газеты» на злобу дня прочитывается со сцены в рамках самодеятельного спектакля, поставленного в тесной связи с драматическим и хоровым кружком, где участвуют чтецы и частушечники. Как утверждает автор публикации, «затронутые» критикой со сцены говорят, что «лучше бы три месяца висеть в стенной, чем один раз попасть в живую».²

Повсеместно описывается энтузиазм комсомольцев в организации клубов, где помимо общих собраний проходят и занятия кружков и разнообразные культурные события, зачастую открытые и деревенской

публике, приходившей извне коммуны. Сюда обязательно приходят журналисты и писатели, приезжающие в коммуну. Наиболее активно клуб с его различными секциями — а в образцово-показательных коммунах обязательно были секции политпросвещения, сельскохозяйственная, музыкальная, литературная, театральная и др. — работал зимой, когда трудовой ритм был менее интенсивен и позволял коммунарам уделять время образовательным занятиям и развлечениям. В «Пролетарской воле» в зимнее время еженедельные собрания по вопросам политики сочетаются с ежевечерними занятиями по истории партии, географии, экономике; антирелигиозная пропаганда тоже не забыта.-¹

В помещении клуба слушают радио, поют, устраивают танцы; в наиболее благополучных коммунах имеется кинопроекционный аппарат. Сообщается, например, что в образцовой коммуне им. Ленина кино показывают дважды в неделю, а раз в две недели на сцене клуба идут любительские спектакли.

Если бы мы могли сравнить хотя бы два разных взгляда, было бы полезно это сделать. О северокавказской «Пролетарской воле» рассказывают несколько доступных нам источников,²⁷⁶ но, увы, мы не видим сколько-нибудь значительного контраста, кроме жанра и наполненности фактическим материалом. На Северном Кавказе находится и еще одна образцовая коммуна — «Коммунистический Маяк». Писатель Сергей Третьяков рисует картину, которую он увидел во время своего пребывания там, в куда менее восторженных тонах, чем это делает в брошюре о «Пролетарской Воле» первый ее председатель А. Бибиков. Хотя коммунары и грамотны, тем не менее «от газеты отвыкли настолько, что разучились ее читать и совершенно теряли ощущение действительности. Что происходит на свете — они совсем не знали и переставали этим интересоваться».²⁷⁷,

Узость кругозора и нелюбопытность удивляют гостя, который пробует заводить разговоры о чем-то, что, по его мнению, могло бы быть коммунарам занятно — например, заговаривает о том, что китайцы едят палочками. Но коммунары разговора не поддерживают; беседуют они в основном о хозяйстве.²⁷⁸

Вроде бы источником новостей должно быть радио. Громкоговоритель в коммуне имелся, однако «осенью он молчал. Для молотьбы потребовался стальной канат, сняли растяжки с башни. Толку от радио было мало. Куда вечером ни ткнешься, — Краснодар, Ставрополь, Ростов, Тифлис, Москва, — всюду какая-нибудь музыка: либо опера, либо концерт, либо пение. Слушать не особенно интересно, танцевать под это нельзя». И далее:

Л танцы, пожалуй, единственная устойчивая форма развлечений в клубе. Танцуют под бренчание на разбитом пианино или под гармонь, которая появилась у одного из пареньков.

Бывают спектакли, но мучительней здешних спектаклей я ничего не видел. Актеры охотно гримируются и красуются на сцене, но роли учить не любят.

Люди двигаются, не отрывая глаз от суфлерской будки. Какими-то перебежками. /.../ Разучивать же как следует — ребятам скучно. Они быстро начинают отлынивать, ссылаются на занятость и совершенно выпадают из работы.²⁷⁹

С. Третьяков невысокого мнения и том, как работают кружки. И вывод, к которому он приходит, состоит в том, что холостой молодежи в коммуне живется хуже всех. Если о детях заботятся и обеспечивают им уход и чистоту, а семейные живут в своих собственных комнатах, то «холостежь», как он выражается, живет в общих комнатах, которые не проветриваются и содержатся в беспорядке.