Д.В.Ж.Д. 2035

      Мы с Брусовым отдали автоматы Алфёрову и Салавату и подхватили первое тело. Пусть Зверь видит, что мы его не боимся. Мы не можем больше бояться. То спешное отступление под Уссурийском было моей большой ошибкой. У страха глаза велики. А теперь выкуси, падла! Больше ты не почуешь крови, и твой желудок останется без мяса. Мы уничтожим все твои запасы «продовольствия». А потом и самого тебя.

     Зверь, я объявляю тебе войну!

     

     Гудок четырнадцатый

     - Запасной Анклав -

     

     …Жизнь - не те дни, что прошли,

     А те, что запомнились…

     

     Мы возвращались к составу уже ближе к обеду со стойким чувством выполненного долга. Рюкзаки были полны патронов, хороших ружей, вяленого мяса, соли, банок с жиром, которые заставил взять Брусов в медицинских целях. Община охотников жила охотой и не особо голодала. Как плату за роль могильщиков, мы брали всё, что могли унести.

     Выживших людей не нашли. Видимо каждый держался друг за друга, до последнего пытаясь помочь гибнувшим товарищам и до погребов во время резни никто не добрался.

      Глупо надеяться на удачу, но последнее тело, тело того самого мужчины, которое встретили первым на дороге, мы заминировали. Жалко, что никто не догадался взять мину в рейд, но пару гранат на растяжку нашлось. Это тело с кровью - единственное мясо в округе, которое осталось Зверю. И если он голоден, он подойдёт. Надеюсь, его разорвёт или хотя бы покалечит. Должна же эта тварь быть любопытной и пусть это любопытство лишит его хотя бы глаза!

      Алиса выставила перед нами подогретый пропущенный завтрак, дело близилось уже к обеденной пайке, но мы все отказались от еды. Какой к чёрту аппетит после увиденного? Принимать пишу не потянет ещё до ужина. Даже Брусов согласился лишь на несколько глотков воды. А ведь он доктор, привыкший резать тела.

      Зверь разбудил в нас много новых чувств. Он показал нам истинную, бессмысленную жестокость, привил отвращение к смерти, но в первую очередь он расшевелил чувство мести. Вся осторожность, чувство безопасности, тревоги - всё отступило, пока таскали тела. До боли души захотелось немедленно бросить Зверю вызов, встретиться в чистом поле лицом к лицу. Прострелить эту хитрую тварь лезвием в сердце и увидеть, как он умирает. Смотреть в тухнущие глаза. А затем сделать амулет из его клыком и когтей, а шкуру повесить на Варяга.

      По возвращению мы тут же собрали всех людей и под пристальной охраной в ближайшем лесу в короткие сроки заготовили дрова. На каждого дровосека приходилось по одному автоматчику. Мы готовы были принять бой, до рези в глазах всматриваясь в лес, реагируя на каждый звук, шорох. Решимость к беспощадному бою читалась на лицах.

      Зверь то ли ощущал эту решимость, то ли пресытился убийствами в ночи. Наверное, от нас разило жаждой смерти. Какие-нибудь феромоны, аура, поля намерения.

     Со скрипом зубов пришлось признать, что заготовка дров прошла без сучка, без задоринки. Зверь так и не показался. Но это не давало расслабления. Напротив, когда состав вновь закачался на рельсах и ветер сменился на восточный, мы законсервировали двери, готовясь к удару радиации. Я ощущал, как не выплеснутое чувство мести начинает поедать меня изнутри. Я сам становился зверем, жаждущим крови.

     Восточный ветер ожидаемо повысил радиационный фон. Внешние радиометры перешагнули красные линии сразу после обеда, захрустев так же, как под Уссурийском. Мы все облачились в костюмы химзащиты и готовились одеть противогазы. Пусть заработавшие воздухоотводы фильтруют внешний воздух, но мало ли…

     Самым неудобным костюмом оказался костюм для Андрейки. Он был на много размеров больше роста пацана, и тому пришлось засесть в купе, потому что не то что бегать, но даже ходить в нём пацанёнок не мог. Чтобы ребёнок не сошёл с ума от тоски и не вздумал стянуть защиту, к нему была приставлена повар Грицко. До выхода из радиационной зоны ей всё равно запрещалось готовить. Продукты убрали подальше в ящики.

     Заправленная антирадиационная камера так же была готова к дальнейшему использованию и следующая станция приближалась стремительно. Мы достаточно насобирали даров в предыдущую вылазку, и останавливать состав казалось лишним. Но решение об остановке было принято вне зависимости от меня. Состав резко затормозил, я едва не врезался лбом в дверь у тамбура. Вновь заряженная рация пикнула плохо разборчивый голос машиниста, говорившего через противогаз:

      - Василь Саныч, путь завален мусором. Надо разгребать.

      - Формируем команды, - ответил я…

     Разговор слышали все обладатели раций. Алфёров с Салаватом начнут шевелиться первыми. Я подобрал свой АКМ, сумку, облачился в костюм.

      Что выглядит нелепее? Рабочие с лопатами в костюмах химзащиты или солдаты с бронниками и касками поверх тех же костюмов? Это мы и пытались выяснить, оглядывая большую кучу промёрзшего строительного мусора. Мусором это стало за года, раньше же это было зданием и перроном железнодорожной станции.