d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

Потому что этого человека хочется изучить еще и физически.

Гилберт не могла. На ее шее висела цепочка с подвеской в виде ключа. На ее шее висела петля, которую медленно затягивал Деймон Сальваторе. И эта петля становилась причиной апатии и погружения в собственные мысли.

Они сидели в кафе «Стрела», пока за окном свирепствовал ветер. Дождей не было вопреки законам жанра. Было лишь то, что губит любое откровение, любое единение, — даже самое мощное, — была недоговоренность.

Они о чем-то говорили. В разговоре были увлеченность, простота, интерес. В разговоре не было души Елены. Она принадлежала другому человеку. Была спрятана в его квартире.

Тайлер замолчал, а Елена продолжала смеяться над очередной его шуткой. Она смеялась рядом с ним! По-настоящему смеялась. А Локвуд не мог оторвать взгляда от девушки, которая смогла влюбить его за какие-то считанные мгновения, которая по-настоящему живет лишь тогда, когда тонет в лаве ненависти, безудержных эмоций и неконтролируемого отчаяния, которая любит задыхаться от боли, которую ей причиняет Доберман. Он набрасывается на нее озлобленным и изголодавшимся стервятником, он ранит ее безразличием, когти его ненависти кромсают ее душу и тело. Топчет ее своим презрением.

А она воском тает от его взглядов. Он заставляет ее испытывать эмоции: это разряды тока в самое сердце. Это разряды, заставляющие Елену жить. Дышать. Бросаться в омут с головой. Биться. Ненавидеть. Наслаждаться. Умирать…

Гилберт смогла наконец-то успокоиться и перестать хохотать. Девушка взяла кружку с чаем, сделала несколько глотков.

Она была желанна и любима. Тайлер не мог отвести от нее глаз. Он, не отрывая взгляда, выпрямил спину, а потом, прищурившись, произнес:

— Я, кажется, знаю, что меня в тебе привлекает.

Она бы поперхнулась, но, к счастью, во время отставила чашку. Шатенка изумленно посмотрела на парня. Ее душа кричала лишь об одном: «Пожалуйста, не лезь в недра моих чувств. Пожалуйста, давай поговорим о чем-нибудь не таком личном». Крик не был услышан.

— У тебя глаза необыкновенные. В том смысле, что в них очень много переливов. Самых разных. Просто воронка эмоций.

Девушка тоже выпрямилась, опустила взгляд (совесть взбунтовалась), ухватилась руками за сиденье.

— Ты преуве…

Он подсел ближе в какие-то считанные секунды, схватил ее руки. Глаза Елены встретились с глазами Тайлера. Ее руки были в его руках. Зрительный контакт. Тактильная близость. Это как детектор лжи. Еще чуть-чуть, и Елена не сможет больше хранить свою ложь. Все датчики либо выдадут с поличным, либо выйдут из строя.

— Я знаю все, Елена.

Ее сердце стало отбивать гулкие, ровные удары, которые можно было просчитывать. Елена сделала глубокий вдох, медленно пускаясь в транс ошеломления. Ей захотелось растерзать Добермана, расцарапать, избить! Он снова решил оторваться на несколько очков?

— Деймон рассказывал.

Удар… Второй… Третий… Остановка. Елена почувствовала напряжение, оно сковывало тело, сдавливало его, раздалбливая ребра и разрывая легкие. Девушка смотрела в глаза Тая, но в его взоре были все те же любовь и теплота. Совесть уже не просто бунтовала. Она вопила, как раненная львица. Она ревела.

— Ты увлеклась кем-то, да? Пока меня не было?

— Он это сказал? — она прохрипела эти слова, сильнее сжав руки парня и придвинувшись к парню еще ближе. Елена чувствовала себя использованной. Снова. Использованной, грязной и опустошенной. Тайлер улыбнулся, а потом его хватка стала бережнее, нежнее и теплее.

— Сказал, что ты в отчаянии. Что если я не появлюсь в течение ближайших суток, то твое увлечение станет причиной…

— Он сказал, кем я увлеклась? — жестко и сухо. Во взгляде — решимость, готовность принять любой расклад обстоятельств. А Елена уже привыкла к извечным терниям, к извечным проблемам. Что, собственно, она уже не проходила? Подумаешь, ссора с Тайлером. Подумаешь, очередной нож в спину. Уже и не больно вовсе. Уже не впервой. И потом, даже легче будет. Вопль прекратится, по крайней мере: совесть успокоится. А перед Доберманом больше не придется прыгать на задних лапах.

— Нет, — ответил Локвуд, выдержав паузу. — Не сказал. Деймон умеет хранить секреты.

Девушка выдернула руки, отворачиваясь. Значит, момента обличения не будет, а маски никто срывать не собирается.

Ощущение, что камень упал с души, исчезло. Вновь появилась тяжесть на плечах.

Елена резко поднялась. Локвуд смотрел на нее внимательно. Смотрел с восхищением, с любовью, с трепетом. А девушка лишь ощущала себя опороченной. Она сетовала на отца! Презирала его! Ненавидела! Болела им… Зарекалась, что никогда не повторит его ошибок. И вот посмотрите, чем все закончилось! Прекрасная Мальвина оказалась фальшивой (тут Сальваторе не ошибся), двуличной, бракованной, испорченной — да называйте как хотите, уже, в принципе, не имеет значения. Факт остается фактом.