d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

в своей постели лишь потому, что пришел срок. Миранда мертва, и последние надежды сохранить семью разбились вдребезги. Миранда мертва, а под ванной до сих пор валяется тот пустой пузырек.

— Мне не нужны были подарки, которые мне дарил отец, — прошептала она, не в силах больше контролировать свои эмоции, сдаваясь в плен чувств. — Или цветы. Или что-нибудь еще. Все, чего я просила — взаимности. Взаимности, Тай! Каждый гребанный раз, когда рушился этот чертов мир, я мечтала о друге, которому могла бы позвонить, который мог бы меня поддержать! И каждый чертов раз этого друга не находилось! Понимаешь? Его не находилось!

Она схватилась за голову в отчаянии, зарылась руками в волосы — этот жест уже не в новинку. Будь тут Сальваторе, он бы его подметил.

Приступы рыдания сотрясали. Ложь расползалась, все поглощая в канву своей серебристой паутины, блокируя попытки выбраться или пошевелиться. Елена открыла глаза, снова выпрямляясь. Она ринулась к выходу, потом — к Тайлеру, потом снова к выходу. Ее бросало в жар, бросало в холод. Ее душа то порывалась простить все, то протестовала, то разрывалась, то вновь становилось цельной.

Ее метания становились причиной его боли. Он сжимал зубы, следя за движениями своей возлюбленной.

А потом возлюбленная остановилась, устремляя взгляд на какую-то только для нее зримую точку зрения. Цепочка выстраивалась само собой. Она выстраивалась, а последние терзания и мечты рушились — соблюдался баланс, будь он неладен.

Бонни вступила в эту феминистскую организацию, Тайлер ей помог, а в это время Елена давилась таблетками в ванной. Сальваторе откачал девушку, забрав ее под свое крыло, выходив, вылечив, высмотрев. Доберман лишь выполнял свою работу, лишь исполнял просьбу друга.

Друг же постоянно исчезал, помогая Бонни, когда та, которую он якобы любит, пыталась совершить суицид, когда ее избивали, когда ее душу пачкали грязными словами, а тело кромсали липкими прикосновениями. Каждый раз выбор совершался в пользу Бонни. Каждый раз Деймон вытаскивал из пропасти. Каждый раз Локвуд обманывал, заставляя Елену мучиться терзаниями совести за то, в чем она не виновата. Ведь к Деймону не было влечения. Был интерес. Были мысли о нем.

Этого всего не было бы, будь Тайлер рядом.

Девушка резко обернулась. Кривая улыбка исказила ее губы, а дым взгляда развеялся. Осталось то, что скрывалось за пеленой загадочности — сумасшествие. Красивая кукла, с красивым личиком, поломалась. Снова.

— А я-то думала, что нашла друга в тебе.

Он резко схватил ее за талию, привлекая к себе.

— Ты нашла его, Елена! Послушай, ничего не было! Я только тебя люб…

— Да не ебет! — выплюнула она, хватая парня за руки, чтобы скинуть их с себя. Сейчас ей хотелось избить или быть избитой. Она чувствовала что «нечто» разрывает ее изнутри. И больше нет шансов и возможностей противиться этому чувству. — Мне не важно было что-то или нет! Ты сделал выбор, Тайлер! Ты сделал свой выбор!

Она начала брыкаться. Избавиться от его объятий хотелось сильнее, чем взвыть раненным зверем. Избавиться от него самого хотелось сильнее, чем расцарапать кожу озлобленной пантерой. Из ее груди вырывались хрипы и крики, но Локвуд был силен. Слишком силен и слишком влюблен.

— Послушай же ты! — он резко схватил ее за плечи, акцентируя внимание на себе. Елена замерла на доли секунд. Она была неистова, обезображена и еще более притягательна, чем раньше. — Я люблю тебя, ты слышишь меня?! Люблю! Это означает, что я не стану предавать тебя!

Снова образ умершей Миранды, потом воспоминания закружили черными воронами: таблетки, Деймон, темнота, раздирание кожи, избиение, клубы, крики, истерики, ссоры, опустошение! Это завертелось, закружилось, вихрем снося все вокруг. Прежний мир сыпался, как карточный домик.

— Нет! — вскрикнула Елена, отталкивая Тайлера что есть силы. Силы в припадке ярости было достаточно. – Нет!!! — еще громче. — Ты бросил меня. Выменял меня на Бонни. Ты уже предал меня!

«Как отец», — продолжил внутренний голос. Как отец. Вот что было первоосновой всего безумия. Можно было бы простить не к месту примененный альтруизм Локвуда. Можно было простить оплошность Бонни, сознаться в своих грехах и сделать шаги на пути к примирению, ведь только упав на самое дно, мы можем вновь возвыситься.

Но обида, оставшаяся еще от предательства отца, смешалась с новой обидой, лентами вплетясь в сознание, в душу. Елена не хотела видеть в Локвуде своего отца, не хотела прощать этого поступка, не хотела снова чувствовать себя использованной. Где-то на задворках сознания пульсировала мысль, что это неправильно, нелогично и подло.

Только вот воспоминания об отце были ярки и живы. Боль от потери матери резала каждый день. Угрызения совести не утихали. И это в совокупности лишало способности трезво мыслить.

— Я устала, — шепотом на вдохе. — Я хочу домой. Отпусти меня, — выдох. Она сжалась, закрывая глаза и затаив дыхание. Тайлер убрал руки. Он не хотел этого делать, потому что понимал: после случившегося Елена его не простит.

Но удерживать Тайлер не умел.