И на то, что опирался на воспоминание об Андерсоне, и на тот факт, что Курт не забыл о нём, используя это в качестве оправдания, лишь бы не предпринимать ни малейших усилий, чтобы заменить его в сердце Курта.
И не потому, что Себастиан не знал, как любить, или не хотел любить.
А из грёбанного страха.
Из страха открыться кому-то, кто может ранить тебя просто… любя. Просто потому, что ты его любишь.
Да, в конце концов, он понял, что всегда любил Курта.
Значит, он рисковал потерять парня, которого любил.
Рисковал потерять его, потому что тот имел смелость, которой ему самому не хватало.
Рисковал потерять его, потому что думал, что не умеет любить. Но на деле любил. Просто боялся этого.
Потому что, когда любишь, остаёшься беззащитным, а когда ты беззащитен – тебя могут ранить.
И это больно.
Себастиан начал свою безумную гонку, едва поднявшись с постели и одевшись. Он бросался в каждое место, где думал, что сможет найти Курта в субботу утром. Музыкальный магазин, Lima Bean, мастерская его отца, торговый центр Лаймы.
Он метался по всем этим точкам без остановки, забыв о еде и питье, и стараясь не думать.
Он мчался наперегонки со временем, прекрасно зная, что, вероятнее всего, единственное место, где мог действительно найти его, было также единственным местом, куда вход ему был закрыт, только потому, что он не хотел быть его парнем, а Курт не приводил в дом кого-то, кто им не был.
Идиот.
Он был полнейшим идиотом.
Он смог вздохнуть полной грудью только тем вечером, когда, сидя в машине напротив Lima Bean, ожидая, надеясь и молясь, что Курт придёт туда, получил сообщение от Хантера, который сообщал о том, что Хаммел заехал в Далтон, чтобы взять кое-какие вещи, зная, что его там нет.
«Задержи его», – написал Себастиан в ответ. – «Задержи его, и я сделаю всё, что хочешь».
И он снова погнал машину.
Он гнал с такой скоростью и так безоглядно, что дважды чуть не попал в аварию и получил штраф.
Но ему было всё равно.
Когда он пришёл в академию, то не обратил внимания ни на кого, кроме Хантера, который с загадочной улыбкой направил его на крышу общежития.
Себастиан ни разу за весь день не посмотрел на часы. Он не сделал этого и когда поднимался по лестнице бегом, перепрыгивая через ступеньку, и услышал бой часов на колокольне старого здания школы Далтон.
Он знал, что была ночь, разумеется.
Но понял, как уже на самом деле поздно, только когда подошёл к двери, ведущей на крышу и, распахнув её, оказался прямо перед Куртом, сидящим на карнизе, который, обернувшись к нему, сухо сказал:
– Полночь. Ты победил, – и в его голосе прозвучала такая печаль, что сердце Себастиана разбилось надвое.
Да какое ему дело было до какой-то дурацкой победы сейчас!
Ему было плевать на выигрыш, если на кону стоял риск потерять того, кого он любил. Поэтому…
– Я люблю тебя, – сказал он. Прежде чем успел задуматься над словами. Прежде чем успел понять, что это было именно тем, что он действительно чувствовал. Он открыл рот и произнёс эти три коротких слова, которых так боялся.
Это не было проходным «Я люблю тебя». Это было «Я люблю тебя», что услышишь редко. Прочувствованное. Настоящее. «Я люблю тебя» не надуманное и не произнесённое в расчёте получить что-то.
Это было «Я люблю тебя» того, кто отдался, наконец, чувству, которое испытывал уже давно.
Это было «Я люблю тебя» того, кто понял, что иногда открыться перед другими, делало тебя, скорее, более сильным, нежели слабым.
Это было «Я люблю тебя» того, кто говорит, зная, что чувствует именно это. Любовь.
Себастиан не ощутил себя свободным после того как сказал это. Но не почувствовал себя и закабалённым. Не почувствовал себя победителем, но и не побеждённым.
Однако… он почувствовал себя счастливым.
Почувствовал облегчение.
Он почувствовал себя, наконец… собой.
Он не позволил себе остановиться, под поражённым взглядом Курта, который смотрел на него с открытым ртом, а подошёл ближе и, взяв его за руки, продолжил:
– Я не умею говорить правильные слова, но если тебе нужны они, чтобы понять, что я чувствую, хорошо, я скажу их. Если хочешь подарков, я забросаю тебя ими. Если хочешь кольцо, я куплю тебе самое огромное, какое только смогу найти в этом дерьмовом городишке. Если хочешь называть меня своим парнем, можешь делать это… Я твой парень. Всегда им был, Курт. Чёрт… называй меня хоть киской и любым приторным прозвищем, которое тебе по вкусу, лишь бы Хантер не услышал, иначе он меня со света сживёт своими остротами. Но не убегай, Курт. Не уходи от меня. Не делай этого только потому, что я не идеальный бойфренд из любовного романа. Я… я не могу им быть, окей? Мне не по нраву все эти розовые слюни, это не мой стиль. Рано или поздно, я облажаюсь… больше того, наверняка, я не раз напортачу по-крупному. Но всё, что я говорю, всё, что делаю… я говорю и делаю это от сердца. В этом ты можешь быть уверен. Я хочу тебя. Я… я тебя люблю. Поэтому, если для того, чтобы быть с тобой, я должен стать другим, что ж… я им стану. Ты просто должен дать мне время, и иметь терпение.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное