Левандовский почувствовал, что его сейчас стошнит. Он отвернулся от экрана компьютера, ища куда сплюнуть, но, не удержавшись, прыснул. По фотографии Ники, которая непонятно какого черта стояла на его столе, потекли светлые струйки. Хотя нет, все как раз было очень даже понятно, — подумал он, глядя на ее забрызганное кофе лицо. Значит, она действительно была здесь вчера.
Выплюнув остаток жидкости в чашку, Адам вытащил из кармана платок и вытер губы, после чего с досадой смахнул фото со стола на пол.
— Уберите ее отсюда, ради Бога! Выбросьте. Сожгите. Порвите. Что угодно, но чтобы я больше это фото не видел.
Когда Ева подобрала рамку с фотографией, по стеклу которой разбежались уродливые трещины, и пошла к двери, он окликнул ее:
— Ева?
— Да, босс?
— Вы ничего не хотите мне сказать?
Она замялась, и это не укрылось от его внимательного взгляда. Что она делала тут накануне в его отсутствие? Просто заносила бумаги или пыталась найти что-то, что ее не касалось? Он мог только гадать на этот счёт, если она сейчас не скажет ему сама. Но Ева лишь молча покачала головой, и, подавив в себе разочарование, он махнул рукой в сторону двери:
— Можете идти. После обеда будьте готовы ехать в лабораторию, а до той поры разберите, наконец, эти чертовы бумаги.
В лаборатории «Левандовски», располагавшейся в современном здании за чертой города, царила настоящая какофония запахов, в которой, казалось, ничего невозможно было разобрать. Но его опытные парфюмеры с их заточенным нюхом умели вычленять из всего этого именно то, что было необходимо. По крайней мере, так Адам думал до этого дня.
Его всегда забавляло то, как выглядели сотрудники перед его запланированным визитом. Напряжённо-сосредоточенные и опрятные, на халатах — ни пятнышка, от чего создавалось впечатление, что они здесь не работают, а стоят, как манекены на витрине. При его появлении все вытянулись по стойке смирно и, поздоровавшись с каждым, Адам прошел в святая святых — туда, где его ждал будущий взрывной аромат «Левандовски».
Надо сказать, что именно таким — взрывным — он и оказался.
Адам с трудом сохранил нейтральное выражение лица, когда отстранил от себя пузырек с концентратом.
— Как по-вашему, чем это пахнет? — поинтересовался он по-английски у своего ведущего парфюмера, приглашенного им из Франции.
— О, там лимон, мускус, камфора, мелисса…
— Это я чувствую и сам. Я спрашиваю, чем это все, по-вашему, в итоге пахнет?
— Ммм…
— Не знаете? А я вам скажу: это пахнет кошачьей мочой, — сказав это, Левандовский весьма душевно улыбнулся, но в улыбке этой сквозила издевка.
Пока парфюмер смотрел на Адама ошарашено, тот повернулся к Еве, стоявшей у него за спиной, и сунул пузырек ей под нос:
— Вы, как несомненный специалист по кошкам, должны распознать родной запах.
Секретарша осторожно вобрала в себя аромат концентрата и тут же закашлялась. Он удовлетворенно кивнул:
— Будем считать, что я получил ответ.
— А про кошачью мочу — это записывать? — донесся до него ее сдавленный голос.
— Обязательно, — усмехнулся Левандовский и снова посмотрел на несчастного парфюмера.
— Мой дорогой Этьен, то, что такой опытный специалист, как вы, не замечает того, что наш будущий флагманский аромат воняет — именно воняет — тем, что женщина может получить и бесплатно, заведя в доме кота, означает, что уровню бренда «Левандовски» вы больше не соответствуете. — Адам говорил все это с такой жуткой любезностью, что у бедолаги-француза на лбу выступил пот. — А если вы это замечаете и позволяете себе тратить месяцы работы на то, что — я повторюсь — бесплатно можно понюхать в результате недержания у кота — вы не соответствуете уровню компании вдвойне.
Парфюмер в ужасе молчал, и Адам, продолжая глазами сверлить беднягу так, что тот уже должен был превратиться в решето, все тем же ласковым тоном поинтересовался:
— Как вы считаете, на кого ориентирован наш новый продукт?
— На уверенных и знающих себе цену женщин? — предположил опасливо француз.
— И много таких, по-вашему?
— Должно быть…
— Ошибаетесь. И наша задача — создать именно такой аромат, который помог бы любой женщине — даже самой скромной и зажатой — почувствовать себя уверенно и неотразимо.
— Но… но ведь об этом раньше не говорилось, — пролепетал Этьен.
— Верно, — охотно согласился Адам, — я это придумал только что. — Он кинул взгляд из-за плеча на удивлённо воззрившуюся на него секретаршу и приподнял бровь: — Записывайте, Ева, записывайте, — и, снова повернувшись к парфюмеру, добавил: — Так вот, Этьен, я хочу, чтобы вы в кратчайшие сроки создали мне такой аромат. Это ваш последний шанс сохранить даже не свою немаленькую зарплату, а в первую очередь — свою репутацию.
Когда за Левандовским и Евой закрылась дверь лаборатории, выпуская их на улицу и позволяя сделать глоток обжигающего стылого воздуха после удушливой смеси миллионов ароматов, Адам сказал, приподнимая воротник пальто:
— Спасибо.
— За что? — не поняла Ева.