Да, Босс!

— Верность?

— Обоюдная.

— Песня?

— Громкая.

— Крик?

— Отчаяния.

— Снег?

— Рождество.

— Надежда?

— Будущее.

— Деньги?

— Решение.

— Детство?

— Светлое.

Теперь уже она думала о том, почему он спросил о деньгах. А вдруг Адам считает, что она рядом с ним только по той причине, что он богат? Или верность… Вроде бы простое слово, которое для Евы было более чем понятным. Почему теперь, когда Адам говорил о нём, она видела в его вопросе какой-то скрытый смысл?

Она сделала глубокий вдох и расстелила салфетку на коленях, чтобы приступить к еде. Голод, впрочем, притупился, думать теперь о том, чтобы утолить его, хотелось в самую последнюю очередь.

— Знаешь, я думала, что-то прояснится, когда называла тебе первое, что возникало в моей голове, но сейчас должна признаться. Всё, что касается тебя, рождает во мне какой-то сумбур. Неважно, связан он с играми в ассоциации или тем, что я чувствую, когда с тобой в постели. Ты — сплошной хаос для моей жизни, Адам, но мне это безумно нравится. И надеюсь, будет нравиться ещё сильнее по мере того, как ты позволишь мне себя узнавать.

Говоря последние слова, она смотрела в глаза Левандовского, чтобы понять, как он на них отреагирует. Ведь если у него в планах не было дальнейшего времяпрепровождения с Евой в таком ключе, она поймёт это сразу. И возможно, это избавит её от неприятных ощущений. Впрочем, Ева очень и очень в этом сомневалась.

Глава 20

Возвращение в Екатеринбург пять дней спустя ощущалось Левандовским так, словно он был рыбой, которую выбросили на берег. Оказалось, что за такой короткий срок можно очень сильно привыкнуть к человеку и его присутствию рядом. Привыкнуть до такой степени, что в первую ночь по возвращении Адам почти не мог спать. Ему не хватало Евы — ее дыхания, ее ласк, простой возможности прикоснуться к ней. И все это безумно сбивало с толку, потому что он никогда и ни в ком ещё так не нуждался. Наверно, это была та самая зависимость, которую проассоциировал со слабостью во время их игры в ресторане.

Он улыбнулся, вспоминая слова, которые тогда произносила она и которые произносил он. Чувство, любовь, дети — вот то, что волновало ее. Деньги, верность, цели — были тем, ассоциации к чему хотел узнать он. Но так и не сумел понять, что Ева имела в виду, связывая вместе «деньги» и «решение». Совсем некстати в голове всплыла Ника и ее визит к нему в офис, после которого та обвинила Еву — пусть и не прямо — в том, что можно было приравнять к промышленному шпионажу. Но Адам в очередной раз напомнил себе, что причин не доверять Еве у него нет. И потому не хотел никакими подозрениями пачкать тех отношений, что установились между ними в Польше.

Было немного странно теперь думать о Еве как о своей секретарше, которая приносит ему по утрам кофе и которой он даёт рабочие поручения, в то время, как все, чего ему хочется — это давать ей распоряжения гораздо более интимного характера.

Накануне Адам едва удержался от того, чтобы не остановить ее, когда она вышла из его машины у своего дома. Едва удержался, чтобы не вернуть ее обратно и не отвезти к себе, чтобы продлить ещё хотя бы на несколько часов то, что было между ними в последние дни. И хотя в итоге не сделал этого, отчётливо знал, что самое главное решение им уже принято.

А пока стоило сосредоточиться на ожидавших его делах, связанных с запуском новой линии парфюма, лицом которой должна была стать Ева. В лаборатории за время его отсутствия закончили работу над концентратом будущего аромата, и во второй половине грядущего дня Адам собирался сделать очередную пробу. А на первую половину была запланирована фотосессия Евы, на которой будет сделано несколько пробных снимков для будущей рекламы.

Сейчас мысль о том, чтобы превратить свою секретаршу и, самое главное, жену, в фотомодель уже не казалась Левандовскому такой уж блистательной. Оказалось вдруг, что он совершенно не желает делиться ею ни с кем, и от того, что на Еву будут пялиться миллионы мужчин по всему миру — у Адама сводило зубы. Впрочем, ни у кого из них не будет шанса подойти к ней даже близко, потому что рядом с ней будет он. До тех пор, пока желает ее так, что ему никто больше не нужен — так точно.