Через несколько секунд, будто нас засекли веб-камерой из какого-то центрального офиса, появляется огромная парковая медсестра на гигантских размеров тележке для гольфа и увозит меня в центральный офис. Ребята едут сзади стоя. По дороге медсестра говорит:
– Официально и без дополнительной платы я могу вам дать нюхательные соли, имбирное пиво, соленый сухарик, смазать бактайном и наклеить пластырь. И еще у нас есть дефибриллятор. Я его купила в «Степлз» и сказала, что это тонер для копировального аппарата. Как же без него?
Мы подъезжаем к трейлеру первой помощи, и она прерывает речь.
Дети вслед за мной заходят внутрь. В трейлере две фибергласовые лежанки и пара стульев. Сестра продолжает мне рассказывать, что за сотню баксов может мне поставить капельницу с витаминами и минеральными солями. Укол витамина В12
– еще семьдесят пять.– Подумайте, не спешите.
Дети садятся, я стою, гадая, не лучше ли переждать в туалете, сказав, что мне туда нужно.
– Печенья хотите? – спрашивает она детей. – У меня «син минтс» и «самоа». Дочка у меня герлскаут, и я их покупаю по пятьдесят коробок в год. – Каждый ребенок получает печенье. – Это важно, чтобы у тебя всегда было что предложить гостям, если учесть, что потерявшихся детей тоже я собираю, и если там колено содрано или рюкзак потерял, но надо как-то приподнять им настроение, облегчить горе…
Почуяв запах мяты и услышав хруст галет на зубах у детей, я несусь в туалет.
– Лед, – говорит она. – Я вам сейчас лед принесу. Тут часто бывает из-за жары, из-за еды, а есть такие, у которых внутреннее ухо плохо работает, у них в буквальном смысле мир кувырком.
Но я скрылся в туалете, и она свое внимание переносит на детей, прокладывающих себе путь сквозь коробки с печеньем.
– А вы не волнуйтесь, это часто случается со взрослыми. У них привычки нет, как у детей, так что я всегда готова.
Когда я выхожу из туалета, она показывает детям свою «аварийную каталку» – огромный желтый пластиковый ящик для инструментов, как бывают в «Хоум депо», полный всяческого добра.
Эшли протягивает мне жвачку:
– Чтобы изо рта не пахло.
– Спасибо.
– Так чего? – спрашивает сестра.
– «Тамз» у вас есть, от изжоги?
– Последнюю сегодня утром сама съела. В списке на заказ написала. – Она хлопает ладонью по длинному списку у себя на столе. – Пару коробок печенья на дорогу?
– Конечно, – говорю я. Вынимаю двадцать баксов, и дети выбирают печенье из огромного ящика. Сестра дает мне мини-баночку имбирного эля и соломинку, советуя взять банку с собой и пить медленно.
– Мы здесь весь день и полночи, сколько парк открыт, – говорит она. – Так что если что нужно, прямо зовите меня или скажите, чтобы позвали. Тут все знают, где меня найти.
Я протягиваю руку для пожатия, но она не соглашается.
– Нельзя, – говорит она, вытряхивая на ладонь щедрую порцию «Пюрелла» и побуждая нас сделать то же самое. Мы отмываем руки, берем печенье и прощаемся с сестрой. На придорожной заправке я покупаю себе большую старомодную слишком дорогую бутылку «тамз» и закидываю их по одной в рот.
– Как резиновые медведики, – говорит Эшли.
– Меловые медведики, – отвечаю я.
Посреди ночи Нейт просыпается от боли в животе и просит меня сопроводить его в туалет, где прованивает все помещение взрывным поносом.
– Спусти воду, – говорю я, когда он выстреливает длинную очередь, и он спускает.
Я ищу спички, чтобы их зажечь, но, видимо, сейчас в гостиницах уже не найти в номерах ни пепельниц, ни спичек.
– У меня в сумке есть, – говорит он. – В наружном кармане.
Я даже не спрашиваю, зачем они ему. Зажигаю всю пачку. Через несколько минут звонит телефон. Нейт берет трубку рядом с унитазом и протягивает мне.
– Чем могу служить?
– Из вашего туалета сигнал задымления, – сообщает портье.
– Мы не курим, мы какаем, – отвечаю я, думая, не отравили ли нас, не вырубили ли начисто на этой колониальной кухне.
– Извините за беспокойство, – говорит портье.
– Вот так думаешь, что у тебя нормальная семья, – говорит Нейт, тужась на унитазе. Я дышу через рот и пытаюсь внимательно слушать. – А вдруг случается что-то такое, и оказывается, что не так уж все нормально. – Из него вырывается мощный залп. – Я не про это, – хлопает он ладонью по унитазу. – Я про маму и папу. Вот звонят тебе по телефону, и жизнь уже не та… – Оглушительный зловонный выхлоп из зада. – Извини, – говорит он. – Ты не обязан тут со мной стоять.
Я молча пожимаю плечами. А он вдруг говорит, не вставая:
– Меня тошнит.
Я пододвигаю ему мусорное ведро, в которое, к счастью, вложен пластиковый пакет. Нейта выворачивает с двух концов одновременно, и мне очень его жалко.
– Может, доктор нужен? – спрашиваю я.
Он мотает головой.
– Нет, такое уже бывало. Все будет нормально.
И его снова тошнит.
– Похоже, мы подцепили что-то, – говорю я, пытаясь прояснить ситуацию.
– В каком смысле?
– Сначала я, потом ты. Будем надеяться, что Эшли и Рикардо это минует.
– Гадские мятные печеньки. – Нейт сплевывает в ведро. – Как он тебе?
Я молчу.
– А по мне, он очень смешной, – говорит Нейт. – На Чарли Чаплина похож.
– Чем это?
– Как он ходит, какой неуклюжий. И лицо совсем как резиновое.