Меня провожают до дороги – она жутковата при полном отсутствии других машин. Жму домой со скоростью восемьдесят миль в час. Жал бы и больше, но при повышении скорости что-то начинает неприятно дребезжать.
Меня трясет, включаю отопление – ноль реакции. Лезу рукой вниз – сиденье автомобиля мокрое. Щелкаю подсветкой карты – сиденье потемнело от крови.
Небо за стеклами начинает светлеть. Сколько времени, я не знаю – часы в машине застыли на три сорок три. Незадолго до своего поворота я отклоняюсь от пути, заезжаю в местную больницу. С парковки посылаю эсэмэску тетке Рикардо, что задержусь дольше, чем собирался, и вижу шесть непринятых вызовов – сообщения от Эшли и Рикардо. Они пишут «привет», делятся анекдотами и спрашивают, когда я вернусь.
К окошку подходит охранник.
– Тут стоять нельзя, – говорит он. – Парковка только для пациентов.
– У меня задница в крови, – объявляю я, вылезая из машины. Он ведет меня к сестре приемного отделения.
– Что случилось? – спрашивает она.
– В меня стреляли, – говорю я и теряю сознание, падая на пол. Прихожу в себя на каталке, лицом вниз, голой задницей кверху, и кто-то ее фотографирует. Слышу, что уже сделали рентген и, к счастью, дробин не нашли.
– Надо почистить, – говорит врач. – Тут зашивать нечего.
– Мне новый фотоаппарат подарили на Рождество, могу сюда принести старый, – говорит чей-то голос.
– Какое у него разрешение? – спрашивает другой.
– Понятия не имею, но уж точно получше, чем у этого дерьма.
Они еще обсуждают технические вопросы, а я лежу с голой задницей. Один из них наклоняется и обращается ко мне:
– Мы сделаем вам анестезию на седалище и почистим, – говорит он. – Рана была глубокая.
– Как это случилось? – спрашивает другой, наклоняясь ко мне.
– Сам не очень понимаю. Как если бы «Избавление» скрестили с «Сиянием».
– Хотите сообщить в полицию?
– Нет, хотел бы не предавать огласке.
Тут же вижу, как они решают, что это был незапланированный поворот какой-то любовной игры.
– Пару вопросов мы должны вам задать, – говорит один из врачей, наклоняясь ко мне и глядя прямо в глаза. – Вам ничего не угрожает в собственном доме? Вас никто не бьет, не обижает? Отвечайте прямо, здесь стыдиться нечего…
– А похоже, что я стыжусь? Мне действительно нечего сказать. Не знаю, кто это был.
Мне дают карточку с телефоном «горячей линии» для мужчин, подвергающихся домашнему насилию, и всаживают хорошую порцию антибиотиков и противостолбнячной сыворотки. У меня, как у чертова Джорджа, сразу раздувается рука. Выходя из больницы, чувствую, как под кожей наливается горячий шар.
Заезжаю на автомойку и спрашиваю, не могут ли они что-нибудь сделать с сиденьем – может, паровая чистка?
– На оленя налетел, – говорю я, покачивая головой.
– Ага, похоже, – отвечает мойщик и оглядывает меня этаким интересным взглядом, замечая залитые кровью штаны. – Он в салоне сидел?
– Просто огромный был, – отвечаю я.
Добравшись до дома, я вижу на входной двери написанный веселыми разноцветными буквами плакат: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ». Видно, что Эшли, Рикардо и Кристина почти всю ночь не спали и смотрят на меня с тревогой.
– Попали в аварию? – спрашивает тетка.
– Ты ездил к папе? Это он тебя так отлупил? – спрашивает Эшли.
– Ну и вид у тебя, – говорит Рикардо.
– Ну, в общем, были у меня приключения, – говорю я и ухожу в душ, потом принимаю тайленол, съедаю огромный завтрак и засыпаю как убитый.
– Я взяла отпуск по болезни, – говорит Кристина днем, зайдя меня проведать. – Не могу бросить вас с детьми в таком виде.
Я киваю и снова засыпаю, лицом вниз. Задницу жжет, в руке пульсирующая боль.
Не могу сказать, что визит человека из дорожной полиции штата был совершенно неожиданным. Он заехал спросить о наезде, который случился в сорока милях отсюда – водитель скрылся. Он объясняет:
– Мой шурин работает на мойке, и он фанат детективных шоу…
– Понял, – отвечаю я и даю ему карточку Уолтера Пенни.
Полицейский звонит Уолтеру, и тот, несмотря на поздний час, говорит, что да, была спецоперация, и был причинен ущерб и человеку, и автомобилю, но в целом все прошло хорошо, а других комментариев не будет.
– Так вы вроде оперативника, – говорит полицейский, вешая трубку. – Здорово. Теперь самое трудное будет об этом обо всем шурину не рассказать.
– На самом деле я лишь отставной преподаватель, которому иногда случается вляпаться.
– Ты на свадьбу придешь? – спрашивает мама, когда мой визит подходит к концу.
– Когда вы женитесь?
– Скоро. И чего ты все время стоишь? Уже больше часа ты здесь и все стоишь и стоишь с таким мрачным лицом?
– У меня ранение, – отвечаю я. – Сидеть мне сейчас трудно.
– Геморрой? – уточняет мама.
– Нет. А со свадьбой – дело решенное?
– Как понимать твой вопрос?
– Ты действительно собираешься за него замуж?
– Разве не потому я тебя и спрашиваю?
– Ну, да. Но что у вас общего?